«Жизнь знает не время,
а дела и события».
Александр Грин.
Александр Грин (настоящее имя Александр Степанович Гриневский) родился в городе Слободской 11(23) августа 1880 года. Его отец Стефан Евзибиевич (в России его назвали Степаном Евсеевичем) белорус, потомственный дворянин Дисненского уезда Виленской губернии Северо-Западного края Российской империи. Отдельные биографы Александра Грина называют его отца польским шляхтичем. с тем же, вышеуказанным адресом. За участие в Белорусско-польском восстании 1863 года Степан Евсеевич (будем в дальнейшем именовать его так, по-русски), был выслан в 20-летнем возрасте на бессрочную ссылку в Колывань Томской губернии. Позже ему было разрешено переехать в Вятскую губернию. Надо полагать, что эта смена жительства ссыльного Гриневского не обошлась без активной помощи его ссыльных товарищей, нашедших свое дело и укрепивших свои позиции в государевой службе.
Степан Евсеевич Гриневский прибыл в Вятку под надзор полиции из сибирской ссылки 9 июля 1868 года. Три года он мотался среди таких же, как сам, ссыльных, зарабатывая на жизнь. Кем ему, бывшему дворянину, не приходилось только быть. Выбор у «человека из неоткуда», был невелик и он принял предложение такого же как он сам, ссыльного, владельца фотомастерской И. Ф. Рытвинского. Фотография располагалась на Спасской улице в доме чиновника Шукевича. Позднее в одной из доверительных бесед Иван Фомич пояснил, что был сослан на Вятку в 1855 году. И уточнил: ссыльные здесь живут одной семьей, помогая друг другу, так что я сумел не только фотографию открыть, но и чин получить, служебное мест. Степан Евсеевич хорошо понимал: теперь перед ним стоял не просто фотограф, а чиновник – государственный служащий, что подчеркивала и форма одежды. Подумал: «Мне тоже надо с чего-то начинать. Надо…»
Между тем Рытвинский пытался вовлечь Гриневского в свое дело. Он говорил: «Фотография – дело новое. Её изобрели в Франции в 1830 году, через десять лет она появилась в Москве. Ещё через десять на Вятке». Теперь у нас появилась возможность показать свое мастерство, что и мы не лыком шиты. Иван Фомин достал из своих запасников октябрьский номер газеты «Вятские губернские ведомости» за 1847 год и прочитал объявление: «Вместе с сим имею честь известить публику, что я снимаю Дагеротипные портреты разных величин. Жительство имею на Преображенской улице, возле Почтовой Конторы, в доме столяра Федора Семина». Вот и первые наши конкуренты. А ведь это объявление было опубликовано ещё в 1847 году Михаилом Ольшвангом, зубным лекарем, экзаменованным в Императорском Московском университете.
Но Степан Евсеевич в фотографии не прижился. Посчитал – не его это дело, хотя делать приятное людям – разве это плохо?! «Конечно, это очень хорошо и благородно, – пояснил он хозяину, – но пойми меня, Иван Фомич, – это не моё». Он что-то умеет, к чему-то стремиться, что-то ищет, но не из области фотографии. И оказался, как всегда, прав. Рытвинский пошел вверх и по нарабатываемому капиталу, и по мастерству. В 1872 году у Ивана Фомича в жизни произошли два важных события: он открыл фотоателье в доме Рязанцевых на Московской улице и его виды города Вятки в этом же году экспонировались на Политехнической выставке в Москве и были приняты в коллекцию Политехнического музея. Как-то встретив Гриневского, и спешившего по Спасской по каким-то неотложным делам, Рытвинский остановил его для разговора:
– Зря ты, Степан, от моего предложения отказался. Человек ты аккуратный, наблюдательный, сам видишь, что и как делать надо, Особенно, если перед тобой стоит человек. Фотография – это одновременно и портрет, и картинка, способная сохранить историю города.
– Рад за вас, Иван Фомич, вам Богом дано снимать. Когда-нибудь будущей семьей приеду к вам на съемку. Ну, смотри, чтобы снимок был отличным.
– Ты же в Сосновское уехал, – оторопел от неожиданности Рытвинский. – Ужель городских барышень не нашел?
– Причем здесь городская, не городская, главное, чтобы сердце открыла.
– Вот и появилась на вятской земле ещё одна сладкая парочка.
Про сладкую парочку И.Ф.Рытвинский упомянул неслучайно. После работы в его фотографии Степан Евсеевич присмотрел рабочее место на кондитерской Станислава Осиповича Якубовского, польского дворянина, сосланного в Вятку и открывшего в 1874 году кондитерскую фабрику. Не секрет, что уже тогда в городе действовала группа поддержки ссыльных, которая, используя свое служебное влияние и прочные коммерческие позиции, помогала вновь прибывшим, быстрее обжиться на новом месте, а если требовалось, то и трудоустроиться. Благодаря этому участию товарищей по ссылке состоялся переезд Степана Евсеевича Гриневского в село Сосновское Сарапульского уезда, куда его вызвал Юзеф Косицкий – такой же ссыльный.
Судя по донесению полицейского надзирателя, сообщившего в Вятку: Гриневский свободные вечера проводит в обществе Косицкого и заводовладельца Захара Попова. 15 сентября 1872 года в селе Сосновском Степан Евсеевич обвенчался «с девицею (пятнадцатилетней) Анною Стефановой, отставного умершего коллежского секретаря (чин 10-го класса, соответствующий чину поручика) Стефана Федоровича Лепкова и законной его жены Агриппины Иаковлевны». Стефан Федорович Лепков (иногда фамилия отдельными авторами пишется как Лебиков) в 1854 году после службы в различных ведомствах четыре месяца служил надзирателем в Вятской мужской гимназии. Надо полагать, что женитьба Гриневского в Сосновском не просто упрочила его положение, но и создала предпосылки на получение работы в губернском городе. В связи с женитьбой у него появились родственные связи, позволяющие, по приезде в Вятку, получить место письмоводителя в канцелярии смотрителя приютов и казенную земскую квартиру.
Гриневские семь лет не имели детей, поэтому, когда в 1878 году в больницу попал найденный на ступеньках собора подкидыш, чета вызвалась взять его на воспитание. Это была девочка, которой он подарили имя Наталья, которое переводится как день рождения Господа. Это лишний раз подчеркивало их религиозность. Кое-кто из сослуживцев предостерегал Анну Степановну и Степана Евсеевича от этого поступки: дескать, и своих нарожаете, какие у вас годы? Но Гриневские сделали свой выбор, подкидышем оказалась девочка, которую они называли. Да, имя-то вы выбрали не простое, продолжали комментировать сослуживцы. Имя Наталья, которое вы выбрали, понять не всегда просто. Внутри этой будущей женщины много личностей и какую она явит, зависит от обстоятельств. На что Анна Степановна степенно ответила: «Наталья – значит родная! А все разные предсказания и пересуды оставьте при себе. Ещё в Библии сказано: «Кто веровать и креститься будет, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет. А мы со Степаном в свою судьбу веруем». И Бог услышал их.
Как-то утром Анна Степановна сообщила мужу радостную весть: у нас будет ребенок. «Слава, Богу, дождались!» – перекрестился Степан Евсеевич и поцеловал жену: «Спасибо, Аннушка!» И Аннушка расцвела от счастья. Какое это величие – стать матерью. В 1879 году в семье появился мальчик, Гриневские дали ему имя Александр. Степан Евсеевич, ликуя от счастья, пояснил: Александр – значит, мужчина, защитник. Но радость, к сожалению, была не долгой, малыш родился слабеньким и вскоре они его потеряли. А им так хотелось иметь своих детей. Друзья и знакомые уже обзавелись полноценными семьями, а у Гриневских только приемный ребенок. Приемной дочке Наташе они дарили свою неизрасходованную отцовскую и материнскую, чистую родительскую любовь. Как-то Анна положила руку Степана на живот: ничего не чувствуешь? Он почувствовал приятное биение будущего человечка.
У нас нет достоверных данных о причине, побудившей Гриневских ехать в Слободской, но есть версия, что Анну Степановну, ждавшую ребенка, не устраивала перспектива ещё раз рожать в Вятской больнице, в доме которой они квартировали в те годы. Муж понял её настроение, и предложил:. «Поедем к друзьям в Слободское, Для тебя смена обстановки, а для меня возможность не покидать своей службы, много ли надо времени, чтобы на конке одолеть 35 верста. А на время родов, оформлю отпуск» Степан Евсеевич слышал от своих друзей, таких же, как и он, ссыльных теплые отзывы о слободской больнице. Да и Анна Степановна, общаясь в медицинских кругах, также слышала хорошие отзывы. Возможно, с кем-то из медицинских работников Слободской больницы она была знакома, поэтому надеялась, что роды пройдут благополучно. Степану Евсеевичу, который был старше жены в два раза, тоже хотелось уберечь и жену и будущего ребенка от всяких неожиданностей. Он взял отпуск и уехал женой в Слободской. 16 мая 1880 года полицейский надзиратель отметил их прибытие в этот город, а 11 августа у них родился сын Александр.
Николай Шкаредный, продолжение следует.
Фото из интернета
