Из отряда Азина. Окончание

«От г. Бийска в 120 км есть Телецкое озеро, из этого озера вытекает река Бия, она такая, как Вятка у Слободского. Там большой монастырь, красивая природа, рядом Алтайские горы. Был бой, было ранено 16 партизан, и Рогову и Новоселову нужно отступать в Алтайские горы. Раненых спрятали в монастыре, там много складов погребов, можно запрятать целую роту. Колчаковцы нашли раненых, мучили и уничтожили. Рогов и Новоселов собрали партизан, окружили монастырь, и оттуда не вышел ни один колчаковец, поп и монах живыми, всех уничтожили партизаны. Алтайский краевой суд вынес смертный приговор Рогову и Новоселову за уничтожение монастыря. Мы, чекисты, посоветовались и решили, что нам не устоять против Колчака.

Мы шифровской сообщили это Дзержинскому и просили Верховный суд отменить приговор. Верховный суд смертный приговор отменил, потому что партизаны работали не на советской территории, а на занятой Колчаком, где наших законов нет, раз попы так поступают с партизанами, они отомстили. И Рогов, и Новоселов могут быть свободны.

Новоселов сразу выбыл в г. Бийк с 300 кавалеристами и уехал на Польский фронт, а Рогов не сдался. В одной деревне возле леса были скирды соломы, была баня. Когда два колчаковца стали разгребать солому, где прятался Рогов, он выскочил, два раза выстрелил вверх и побежал в лес. Один стрелок выстрелил в него, бежать он уже не мог и застрелился. У него было двое детей – мальчик и девочка 11-12 лет. Мы их отправили в Москву на воспитание как детей героя.

В монастыре мы организовали колхоз, и две семьи послали на жительство. Я хотел туда поехать, но меня откомандировали в Великий Устюг работать в ЧК. Начальник ЧК Тенис Освальд Освальдович, так как контрреволюция была подавлена, направил меня работать продинспектором. В 1924 году я работал в Моломском волисполкоме зав. финотделом, в 1925 году – зав. избой-читальней, в 1929 и 1930 годах – председателем Моломского сельсовета. Организовывали колхозы, создавал хуторской колхоз «Саркана Молома», где меня избрали председателем правления. Тракторов не было, пахали на 34 лошадях, людей было много.

Затем Опаринский районный комитет партии мобилизовал меня как старого чекиста работать в Опаринское отделение госбезопасности, милиция была в нашем подчинении. Мы ликвидировали контрреволюцию, жившую в лесу, землянках в Альмеже, на Маромице, Кузюге, Лукинском Сельском Совете.

У нас убили милиционера на ст. Альмеж у семафора, а в другого милиционера стреляли картечью, но фуфайка была ватная, его только ранили.

Что я работал в Алтайском ЧК, документы есть в архивах Кировского обкома партии; что я работал в Уржумском ЧК, был на двух партийных конференциях, на одной – на имя Суя Альберт (в Уржуме меня звали Альбертом, так по метриками было крещено два имени). В Барнауле находится мое персональное удостоверение, выданное Советом народных комиссаров, что я командирован в Сибирь. И всем партийным и советским органам предлагалось оказать нужное мне содействие в организации и восстановлении Советской власти и в борьбе с контрреволюцией.

Удостоверение, что я работал в ЧК на Чехословацком фронте в Вятском отделении, я отдал в 1921 году в секретный отдел Опаринского райисполкома.

Последние 20 лет я работал в лесной охране.

Помню, как около Уржума у меня убили лошадь, разбили мне череп, порвали нос, губу, ранили в грудь. Товарищи прошли мимо, думали, что я убит. Позади ехали пулеметчики и увидели, что я еще дышу, взяли в сани, привезли в Уржум в госпиталь. Когда мне стригли волосы, я пришел в чувство. Голова так распухла – три дня не видел.

После красного террора, когда за границей клеветали на Советский Союз, Лацис писал в газете «Правда», что у нас красный террор был не наступательный, а оборонительный. Мы расстреляли 1500 отъявленных контрреволюционеров, а чекистов за это время пало 2700 человек.

Жена моя Ильза Яновна Суя родилась 18 февраля 1902 года, прожили совместно мы 63 года, вырастили двух детей – сына и дочь.

В 1907 году я работал у немецкого помещика Вульфа свинопасом, в 1908 году – пастухом коров.

Я был избран членом Северодвинского крайисполкома Советов первого созыва с правом решающего голоса, а председатель Опаринского райисполкома Корзинкин избран членом Северодвинского крайисполкома с совещательным голосом.

При ликвидации Северодвинского крайисполкома 5 мая 1942 года я был Опаринским военкоматом призван в ряды Советской армии, направлен в Слободской. В 3 км от Слободского в сосновом лесу жили в землянках. Получили приказ всех латышей направить на фронт под Старую Руссу для пополнения латышских частей, так как под Москвой на Можайском направлении латышские части сильно пострадали. Я попал в первый латышский стрелковый полк, ранен не был, но в сентябре заболел и был снят с воинского учета.

Когда я был молодой, я не думал, что мне нужно будет получать пенсию. Мои четыре товарища получали персональную пенсию республиканского значения 200 рублей. Они были на 3-5 лет старше меня. Все уже умерли.

Я перенес несколько операций, являюсь инвалидом.

Имею десять правительственных наград и медаль Ленина от Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза.

Возвращаясь назад, дополню. После ликвидации Уржумского отделения ЧК на Чехословацком фронте мы сдали в Государственный банк Уржума 60 пудов денег, медные и серебряные сдали по весу, а золотые пятерки и десятки и золотые «кирпичи» (слитки) сдавали по стоимости. Когда я работал в Вятском отделении ЧК на Чехословацком фронте, руководил нами Совет народных комиссаров во главе с тов. Лениным.

Я обращаюсь в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, потому что Кировский облсобес отказал мне в республиканской персональной пенсии, сославшись на то, что мне назначена персональная пенсия областного значения в сумме 110 рублей».

Но дело, как вы понимаете, не в пенсии. Все ли в Маромице и в районе знают о героической биографии этого простого человека, помнят о нем? Наверное, таким людям нужно присваивать звание почетного жителя того или много населенного пункта, хотя бы и посмертно.

Из отряда Азина. Начало.