Мы хотели бы познакомить наших читателей с «Месяцесловом» Николая Алёшинцева. Про сентябрь рассказали, а вот октябрь и ноябрь странным образом «выпали» из обоймы (то есть, порядка месяцев). Про октябрь не будем – он давно прошел. А ноябрь – он же закончился всего неделю назад. Так что вспомним…
Ноябрь
Самое капризное существо на свете человек, причём с младенческих лет и до тех, когда пенсия становится единственным источником, позволяющим оставаться капризным ещё некоторое время. Угодить этому двуногому созданию не может сам господь Бог; что уж говорить про погоду и правительства.
К примеру, любители помучиться на зимней рыбалке ждут от ноября ледостава на всех водоёмах, где ещё сохранилась рыба. Крестьян устраивают лёгкие морозы по «голу». Жителей посёлков и деревень, соединённых с большой землёй только летней понтонной переправой, устроило бы круглогодичное лето. К ним бы с удовольствием присоединились организации, которым, для подготовки к зиме обычно не хватает лета. Ноябрь, кстати, бывает годным на все случаи жизни, но, как правило, не в той последовательности, какую ждут от него беспокойные Адамовы дети.
Обвинять ноябрь в том, что он ликвидирует остатки жизни на северной земле, крайне несправедливо и ошибочно. Даже в мёрзлой почве идут невидимые процессы самоочищения и восстановления частично утраченных за лето качеств, позволяющих ей по весне стать родной матерью новых растений. В семенах, лежащих на складе, живые тельца зерновых зародышей закаляются, накапливают энергию, способную дать жизнь новому, многочисленному поколению более устойчивых к капризам природы, зёрнышек.
Трудно в ноябре, с его оттепелями и заморозками, озимому полю. В ранние обильные снега ему тяжело дышится, в резкие бесснежные морозы рвёт корни замерзающая в почве вода. Но ещё прошлой зимой закалённые, семена ржи и озимой пшеницы выдержат ноябрьское испытание.
Кормно в тайге и в серых полях ноября. Не для праздника, а для зимы переодевшаяся лисица неторопливо, словно респектабельная дама на рынке, обследует клочья неубранной соломы, кусты редкого можжевельника и заросли колючего, красного от ягод шиповника. Но если перед самым носом «барышни» ворохнётся мышь, к чёрту хорошие манеры. Словно красный петух, взметнётся лиса в прыжке, и только прорытый кротом ход сможет спасти зверька от беспощадных зубов нарядной хищницы.
Уже взматеревшие и обученные кровавому ремеслу волки свернулись в плотные клубки на окраине болота. Отдыхают после ночной трапезы. Но чутки во сне. Иногда над серым клубком зверя торчком встанет ухо. Прислушивается, нет ли опасности? Нет. Только в заросшем ивняком предболотье шумно заламывают ветки лоси. Пусть лопоухие жируют. Придёт час.
Лишь на следующий вечер, когда на западе рваной кровавой раной высветится закат, этот час придёт. Словно веер распустится ветру навстречу беспощадная стая.
Каким – то незнакомым нам чувством, определят её движение кормящиеся лоси. Нервная дрожь встряхнёт мышцы и шкуру сохатого, ещё не сбросившего рога. Отпустит голову и, задрав верхнюю губу, страшно оскалится. Тряхнёт пудовым оружием, словно проверяя его надёжность. А волки уж рядом.
Как-то растерянно смотрит лосиха на жующего ветку лосёнка и на всякий случай подпихивает его ближе к самцу. Вот уж второй круг делают серые бандиты около следящих за ними лосей. Всюду встречают их грозные рога сохатого, от одного вида которых предательски ноют сломанные ранее рёбра. Вожак разобравшись, что дорого может обойтись лосятина ему и его стае, метнулся в сторону. Выстраиваясь в цепочку, потянулись за ним остальные.
Успокоившись и как – то совсем по-бабьи вздохнув, лосиха положит голову на спину своего спасителя. В коричневых зрачках её глаз лишь на мгновение отразится кровавое пятно затягивающейся раны заката и исчезнет навсегда.
Лосёнок первый сломит давно примеченную, ивовую ветку.
Что ни говорят люди, а медведь один из самых мудрых среди обитателей северных лесов. Бегать по сугробам ему тяжеловато, всякие там вершки-корешки занесёт снегом, а в берлоге милое дело: лежи, полеживай, сентябрьский овёс вспоминай. Никаких обязанностей и полное право спать вволю. Мечтать опять же никто не мешает. Эх, хорошо бы люди тоже зимой спали. Несусветная бы польза была от этого мероприятия. Лес бы на дрова не валили, газ, уголь экономили, скотину на мясо не били, к войнам не готовились, а главное, ребятишкам хорошо – в школу ходить не надо. Весной, к примеру, проснутся, и ну ручейки пускать да в лужах купаться – благодать. Но не дано человекам спать зимой.
Сусликам всяким, барсукам да енотам дано, а людям нет. Не заслужили. И великий ущерб от этого матушке земле.
У кабанов любовь на уме. Дерутся, черти, не щадя клыков и шкур, но, кстати, упавших не бьют, а потому никогда до смерти не воюют. Зато уже в мае появится отважная орава полосатых чертенят, способных пережить, благодаря материнскому молоку, суровые отзимки и весеннюю бескормицу.
Зайцам в ноябре в самый раз, да вот беда – они уж переоделись, соответственно, в чистейшие белые костюмчики, а тут оттепель. И мало того, что костюмчики пачкаются, так ещё всякий их за версту видит. Неприятно. Скорей бы снежок выпал.
Пока ещё не голодно отшельнице рыси. Куницы ноябрём довольнёхоньки – набор продуктовый щедр и разнообразен. Бегать особенно не надо. Тут рябчик на еловой ветке уснул, мышка под листвой пищит, рябина ещё не вся птицами склёвана, а под корнем старой берёзы оставили гнездо шмели. Ох и сладок мёд из малюсеньких бочечек.
Белка и злющие холода января переживала, так что ноябрь для неё не испытание, да и расходов всего ничего, разве что на серебристую краску для шкурки, а питание – вот оно, как на скатерти самобранке. Одним словом, жить можно.
Тетерева всё чаще питаются берёзовыми почками. Глухари пируют на пожелтевшей хвое лиственниц. С недовольным хохотом покидают низкорослые ивняки спугнутые лосями куропатки. Морозит. Вечерами рябчики мечтают о снеге, в котором можно спрятаться от холода. Жмутся к жилью воробьи и синички. Весёлой стайкой налетают на куст калины свиристели. Едва слышно посвистывают о чём – то снегири, даже сороки не так шумны и непоседливы.
На озёрах и реках гулко проседает лёд. Подводные обитатели нашли зимовальные ямы. Налимы по ночам собирают долги, накопившиеся за лето, с рыбных стай: шутка ли – три месяца не едали. На радость рыболовам щуки в это время непомерно жадны. А жадность – порок, за это в сумку рыбацкую можно угодить, и это похуже простого лишения свободы.
Все самые страшные сказки написаны путниками, заплутавшими в ноябрьском лесу, ещё не освещённом снегом. Каких только чудищ не покажется, каких зловещих звуков не услышишь в темноте, а на самом деле, нет ничего безопаснее леса в это время. Зверя подходящего, способного видеть в тебе продовольствие, не встретишь: медведь спит, у волков другое меню, филин, конечно, крупная птица, но вряд ли спутает вас с мышью. В крайнем случае, шапку с головы может утащить. В общем, безопасность полная, не то, что в городе.
Вот уж на белом покрывале снега кто-то написал: «Таня, жди!!!» Через двадцать лет именно такие же слова я прочитал на белой кабине штурмующего подъём «КАМаза». Знакомый почерк и три восклицательных знака. Значит, всё в порядке, значит, живы, значит, любят.
Бывает и по – другому. Недолговечна надпись на ноябрьском снегу. Легко стереть, или занесёт новой метелью. Но счастлив тот, кто и через сорок, через пятьдесят лет захочет написать похожие слова на чистом снегу ноября.
Новый день начинается крутым заморозком. Шутки в сторону. Зима занимает позиции, подготовленные последним месяцем осени.
В эту пору особенно трудно переживается одиночество и как-то особенно жалко бездомных собак.
Чудом уцелевшая занавеска в разбитом оконном проёме брошенного дома шевелится на сквозняке и так похожа на зовущую женщину. Отвернитесь, не мучайте себя призраками покинутых деревень, вы ничем не можете им помочь.
Только белые снега зимы укроют их от нас – не помнящих родства и исходящих тщетными, хотя и искренними слезами.
Близок к завершению год. Толковые бухгалтеры уже подсчитывают итоги. Переживают, если что-то не сходится, да так, как будто они в этом виноваты. Личную ответственность при коллективной бестолковщине капитализм не отменил.
Три веточки ивы в вазе, поставленной на массивный сейф, распустили пушистые нежные вербашки. Красиво, и весна как будто. Но скоро погибнут, так бывает со всеми и всегда, кто остался без своих корней и своей почвы. Грустно.
