Так называется двадцатая зарисовка документально-исторического повествования «Памятник прошлого века».
Мы распрощались с Урдомой. Паровоз пытается разбежаться, показать свою паровую прыть. Да как тут разбежишься, если разъезды и станции требуют остановки.
Слободчаково. Видимо, название идет от старинного русского слова «слобода», то есть пригород какого-то населенного пункта. От слободы берет свое начало фамилия Слободины и т.д. Следующая остановка – станция Светик. Казалось бы, скорее всего название происходит от слова «святой», а местные говорят, что это название идет от слов «родник», «колодец». Название станции Чокур предположительно исходит от тюркскоязычного населения, которое словами «чукур», «чокыр» обозначало ущелье, овраг, буерак, впадину, котловину. В этом я убедился, неоднократно бывая на Чокуре, куда мы ездили на болота за клюквой.
Интересная получалась картина. Пригородка останавливается, народ высыпает из вагонов и замирает на перроне. Как будто приехали не за лесными богатствами, а просто так: постоять, потолкаться, пошептаться и… домой. Спросил у напарника, который пригласил меня в эту поездку, что происходит? Он в ответ улыбнулся: «Вишь, как хитрят. В лес не идут, чтобы кто-то чужой не увязался и не попал на их ягодные места». Мы никому в хвост не пристраивались, но вернулись с болота с ягодой.
Станция Кивер уже в те годы была оборудована площадками для погрузки древесины. Ее сюда вывозили лесозаготовители Вилегодского района. Ежегодно Виледь поставляла государству 65-70, а впоследствии 350-370 тысяч кубометров древесины. Благодаря этому и сегодня поддерживается в проезжем состоянии дорога Виледь-Кивер. Мои попытки выяснить: откуда пришло на северную магистраль название «Кивер» не увенчалось успехом. Действительно, в этом слове скрыто что-то невероятное. «Киви» с эстонского и финского – камень. Слово, как, впрочем, и названия других населенных пунктов, образовано из двух слогов: КИ и ВЕР. Но и это деление не облегчает раскрытия названия «Кивер». Кто-то подсказал: кивер – военный головной убор цилиндрической формы, с плоским верхом, часто с украшением султаном. Был распространен во многих европейских армиях в начале XIX века. В русской армии кивер существовал до 1846 года, но в отдельных подразделениях – до Первой мировой войны. Был он тяжел, но ценился тем, что берег голову солдата от непрямого сабельного удара.
Только какое отношение военный кивер имеет к таежной станции. Но так распорядилась судьба, что в 1971 году в 28 километрах от станции Кивер был произведен первый подземный взрыв в мирных целях по программе глубинного сейсмического зондирования земной коры. В 1988 году был осуществлен второй подземный взрыв в том же районе, примерно в 700 метрах восточнее от первой точки. Обе скважины расположены близ бывшего поселка Паломыш.
Впервые мне удалось побывать на месте ядерных взрывов с большой бригадой специалистов гражданской защиты, которые с дозиметрами в руках подтвердили, что загрязнение территории и объектов внешней среды продуктами ядерных взрывов нет, мощность экспозиционной дозы находится на уровне естественного гамма-фона. Было это в январе 1990 года. В то время в Паломыше еще жила одна семья, и она нам рассказала во всех подробностях, что пережила в те минуты, так как поселок находится всего в 4 километрах от места взрыва. Можно представить, что они ощущали в этот миг, если у нас в Коряжме от взрывов в домах качались люстры. А перед взрывом, как рассказали нам старики, из ближнего леса неожиданно ушли муравьи. Видимо, у них свой природный дозиметр, который более совершенен и начинает работать еще до взрыва.
Когда в 1953 году, мы проезжали станцию Кивер, здесь было многолюдно. Да и на Паломыше работал лесопункт. Этот лесной поселок был обустроен по полному набору всех необходимых объектов. И лес отсюда, с Паломыша, возили машинами на Кивер. С годами лесники сдали свои позиции. И поселки, и дороги стали зарастать дурман-травой да лесом. От былых построек почти ничего не осталось. Только кое-где еще зияют темными дырами не засыпанные и не закрытые колодцы. Пустеют лесные поселки – и на станции тишина. Это подтверждают и замурованные железными ставнями окна железнодорожного вокзала.
Пока мы пересчитывали промелькнувшие станции и разъезды, наш односельчанин, бывший, как и мы, ссыльный, Виталий Александрович Ильин, с которым я познакомил вас в предыдущих зарисовках «В дебрях Севера» – 28 июля и «Нянда – Урдома» – 5 августа, продолжал начатый разговор.
«Мне есть что рассказать землякам, – гордо заявил Виталий Александрович. –Я их просто убью известием, что наш знаменитый дояр Томас Петрович Круг получает по пять тысяч килограммов молока от коровы. Скот – печорско-холмогорской породы черно-белой масти. Молоко что сливки, очень вкусное, Образно подмечено, что молоко и вкус молока у коровы на языке. У нас разнотравье, обилие заливных лугов, много клеверных злаков. Кто бы мог подумать, что мы сумеем в условиях Заполярья выращивать помидоры, огурцы и даже табак. А какая у нас крупная да круглобокая капуста! Я уже не говорю о картошке, которую до нас практически здесь и не выращивали. Уже к 1941 году в совхозе «Новый Бор», объединявший отделения Харьяга и Медвежка, было 4740 голов крупного рогатого скота. Это я вам говорю как счетный работник. Мы имели 568 лошадей. За достигнутые успехи в развитии животноводства совхоз был отмечен серебряной медалью ВДНХ. Доярка совхоза Глафира Николаевна Тельтевская награждена серебряной медалью. Народ у нас трудолюбивый, смелый и до нельзя отчаянный. Вы ведь знаете доярку Глафиру Николаевну Тельтевскую. Женщина она внушительная и колоритная. Голос твердый, уверенный. Она умела отвечать за свой труд и за свое слово. А слово было таким».
«После войны пригласили меня, – делилась своими впечатлениями от поездки в столицу республики Тельтевская, – в Сыктывкар для вручения медали. Медаль вручал Председатель Президиума Верховного Совета Коми АССР Ветошкин. Вручая награду, он сказал: «Вот как в жизни бывает, дочери кулака, врага народа вручаю медаль «За доблестный труд». Я ему в ответ: «Раз Вы моего отца, неутомимого труженика, назвали врагом народа, не буду я брать из Ваших рук медаль, носите ее сами». Вижу, Геннадий Васильевич от этих моих слов растерялся, не знает что сказать. Потом стал извиняться, вносить поправки в сказанное. Что он имел в виду не лично моего отца и меня, а обстановку, изменения, происходящие у власти по отношению к людям спецперемещенным. Что в оценке человека лежат не политические мотивы, а отношение человека к Родине, его безграничное желание и труд как можно больше и лучше сделать для нее в это трудное время. После извинения я взяла медаль. Думаю, дала ему наглядный урок о достоинстве человека. И откуда только такая смелость взялась?»
«Вот такой это человек – Глафира Николаевна, – уточнил Виталий Александрович. – Интересно, что после войны приехал в Новый Бор ее брат Михаил Тельтевской. Он не был выслан с родителями на север, жил и работал в Великом Устюге. Михаил Николаевич участвовал в финской кампании, добровольцем ушел на Великую Отечественную, защищал Советское Заполярье, воевал на Курской дуге, был ранен. Демобилизовался в чине майора и приехал к ссыльным родителям на Печору, чтобы подставить им свое сыновье плечо».
Дополню рассказ Ильина. Много лет Михаил Николаевич Тельтевской работал, как и Виталий Александрович, бухгалтером, а с 56-го более пятнадцати лет был директором совхоза «Новоборский». При нем совхоз поднялся на вершину славы. Брат был директором, мог бы, как говорят, пристроить сестру на более легкую работу. Может быть, и были у сестры с братом такие разговоры. Только Глафира Николаевна с фермы не ушла, своих коров не оставила и к медали «За доблестный труд» прибавила орден Ленина.
«Ох, ты, бабоньки, заболтался я с вами, красавицы вы наши, – спохватился Ильин, – так и свою станцию с россказнями-то проеду. Вот она, моя родная земля, – показал он за окошко. – 22 года не ступал на нее. Когда нас сослали на Печору, родственники писали, что к ноябрю 1931 года в Вилегодском районе было создано 144 колхоза. Одна деревня – один колхоз. Сейчас они укрупнились, да только долго ли им жить? Родная земля. Радость в сердце, а на глазах почему-то слеза выступает. Вот приеду в деревню, первым делом на кладбище загляну, поклонюсь своим родителям и родственникам. Пусть извинят меня, что так долго не навещал их. А уж потом пойду по сельчанам. Посмотрю в глаза тем, кто нас отправил в тот край, где Макар телят не пас. Каких мы телят в Заполярье вырастили, я уже рассказал. Это для меня как тренировка, чтобы в деревне поведать обо всем без сучка и задоринки. Вы уж извините меня, может, чего-то лишнего наговорил. Вот на стрелках качнуло, будто мама в люльке на цепе у печи теплым слово наградила. Ну, всего вам доброго. Через месяц в Харьяге встретимся».
В далеком 1953-м мне этот рассказ Виталия Александровича о достижениях и успехах животноводов и полеводов уже был знаком. Первого мая и седьмого ноября у нас в Харьяге ежегодно проходили демонстрации, в которых участвовали наряду с людьми и рекордсменки коровы и свиньи, давшие наибольший привес, в школе и клубе проходили встречи с передовиками производства.
Когда я стал интересоваться историей Коми края, то нашел много интересного. Царские чиновники считали, что хлебопашество на Севере невозможно. «Переселение в Печорский край крестьян средней полосы России… – это несбыточная мечта.. Близок локоть, но не укусишь, Есть богатство, но не взять. И, пожалуй, никогда будет нельзя». Первым это тезис опроверг своими работами молодой ученый селекционер Александр Владимирович Журавский. А вот что говорил в одном из выступлений Сергей Миронович Киров: «Нет такой земли, которая в умелых руках при Советской власти не могла бы быть повернута на благо человечества. Мы уже забрались за Полярный круг и там начинаем осваивать промерзшую почву».
Мне повезло. В декабре 1979 года, когда в Сыктывкаре проходили дни Усть-Цилемского района, нашу встречу вел сын прославленного новоборского дояра Томаса Петровича Круга – Василий Круг. После выступления мы разговорились. В тот вечер я узнал много интересного. Например, что рекордсменки коровы у Томаса Петровича давали по 9 тысяч литров молока в год, что Круг-старший 34 года доил коров. Скупые цифры. А как о многом они говорят. Любое хозяйство, где бы оно ни было расположено, могло гордиться таким высокопродуктивным стадом. И как тут не вспомнить характеристику печорского скота, данную архангельским губернатором князем Н. Д. Голицынм. Он писал: «Коровы изображают из себя не тех коров, которых мы привыкли видеть в хозяйствах среднего русского крестьянина (не говоря уже о породности крупного рогатого скота). Здесь, на Печоре, это какие-то выродки, величиною с телку, с горбатой спиной, на высоких ногах, комолые (безрогие), с весьма слаборазвитым брюхом… Нет сомнения, что от такого пигмея-скота пользы в хозяйстве ожидать никакой нельзя».
Проводница громко объявила: следующая станция Виледь. Стоим недолго, так как идем с опозданием и надо наверстать график. Без нужды на перрон не выходить. В окно было видно как Виталий Александрович не спеша направился к вокзалу, который скорее походил на какой-то сарай. И мы поняли, что его никто не встречает. А может, уже и встречать было некому. Сколько лет пролетело, сколько зим заметало этот след.
Удивительный это край – Виледь. Раньше, как я писал выше, она славилась льном. Даже районная газеты называлась не «Колхозник» или «Лесоруб», а «Льновод». В районном центре Ильинско-Подомское работал крупный льнозавод. Но все это уже в прошлом. Не стали растить лен – и предприятие начало хиреть. Дошло до того, чтобы выжить, на Виледь привозили на переработку какие-то отходы от хлопка из Ферганы. Но всем было ясно, что такая «экономика» не имеет перспективы. Льнозавод умер, как и убеждал своих собеседников в поезде 1953 года Виталий Александрович Ильин, колхозы и совхозы развалились. Леспромхозы, пройдя через приватизацию, оказались банкротами.
Летописи свидетельствуют, что заселение этих мест началось в 1379 году с приходом на эти земли миссионера-просветителя Стефана Пермского, который утвердил здесь христианство. Теперь Виледь живет народными традициями и культурой. Здесь, кроме Дома культуры, краеведческого музея, активно работают Дом народного творчества, музыкальная школа. Люблю бывать на Виледи, любоваться ее лесами и косогорами, на вершине которых нет-нет да и покажется одинокий, как маяк, домик – вестник, что здесь когда-то тоже жили люди. И не удивительно, когда меня пригласили на встречу в районный Дом культуры, подарил вилежанам свою новую песню.
Здравствуй, Виледь, веками хранимая,
Край таежных лесов и озер.
Сколько раз приезжал тебя мимо я,
А сегодня с поклоном пришел.
Здравствуй, Виледь, река неглубокая.
И мое ты омыла весло.
Будто детство мое босоногое
Здесь на плесах песчаных прошло.
Станция Виледь в сторону Котласа практически кончается железнодорожным мостом через реку Виледь. В летнюю пору река невелика, а веснами и в прежние годы проявляла свой характер. В вагонное окно 1953 года было хорошо видно, что на песчаных отмелях кучкуются стволы деревьев, а то и целые «плитки» древесины. Кто-то поясняет: эта древесина осталась здесь после сплава. Давно уже отменен сплав древесины на Виледи. Река как бы ожила, приобрела прежние покой и величие. Берега поросли травами и лесом, песчаные отмели и перекаты река отмыла от всего наносного, теперь они ухожены, как городские пляжи. В солнечные дни здесь бывает немало горожан. Кое-где они даже устроили спортивные площадки, сколотили столы и скамейки для чаепития. Воздух на Виледи чистый, родниковый, наполнен дыханием разнотравья. Да и вода здесь, на песчаных косах, прогревается быстрее. Те, кто постарше, ищут на реке место поглубже, а для малышни праздник – почти до половины реки можно идти своим ходом. Наш поезд 1953 года тоже идет своим неторопливым ходом.
В свое время, работая в строительно-монтажном тресте №6 Главархангельскстроя, мне часто доводилось бывать в командировках в Вилегодском районе, так как в те годы коряжемцы в деревнях и селах строили жилые дома, объекты социально-культурного назначения, школы, Дома культуры и, конечно же, животноводческие фермы. Перед самой перестройкой руководство треста №6, выполняя задание партии по дальнейшему развитию подсобного хозяйства, арендовало земли в деревне Арефевской и приступило к строительству современного животноводческого комплекса на 300 голов крупного рогатого скота. Здесь должен бы появится еще и откормочник. Все делалось с размахом. Но успели построить только молочный блок, забетонировать фундаменты и площадки, установить колонны будущих ферм и смонтировать силосные траншеи. Началась кладка стен – и нахлынула пора приватизации. Так этот крупный объект остался без хозяина. Постепенно его растащили предприимчивые предприниматели Виледи. А сколько таких объектов погибло по Руси Великой в ходе перестройки?!
Арефевская стоит в полутора километрах от села Быково, в котором в советские годы рос и креп колхоз «Дружба». Он на свои средства обустроил село, построил среднюю школу, обновил фермы. На «УАЗике» поднимаемся из Быково с главой администрации Вилегодского района Александром Васильевичем Поморцевым по крутой заросшей травой дороге в деревню Оживиха. Она стоит на самой вершине. В деревне уже давно никто не живет, но дома стоят ухоженными, на каждом окне занавески. Поморцев поясняет: каждое лето здесь живут родственники или дети тех, кто когда-то обрабатывал эти поля, ухаживал за скотом. Сегодня в деревне скота мы не увидели, а вот огороды посажены. Из Оживихи открывается прекрасный вид на перспективу. «С этой вершины видно почти полрайона» – поясняет Александр Васильевич. Сам он родился и вырос рядом, в селе Быково. Так его дом. И став главой района, он не переехал в райцентр – в Ильинско-Подомское – остался верен Быково. «Все как-то разом изменилось, – вздохнул Поморцев. – Но люди еще верят, что село выживет и накормит город».
Как депутат Архангельского областного Совета, в 1990 году участвовал в разработке Продовольственной программы, которая предусматривала конкретные действия по оказанию практической помощи в дальнейшем развитии сельского хозяйства Вилегодского района, а вилежане брали обязательство всю сельхозпродукции поставлять на стол жителей Коряжмы. Добротный получился документ. Несмотря на ломку народнохозяйственного механизма страны, Котласский ЦБК начал поставку селянам сельхозмашин и оборудования, трест №6 обеспечил материалами объекты, которые колхозы и совхозы строили своими силами. Благодаря этой поддержке, в том числе и финансовой, продолжали жить и работать совхозы и колхозы. В селе Никольск появились два новых микрорайона: каменных двухэтажных домов и индивидуальный сектор. Через реку Виледь во районе деревни Мокрая Горка построен современный автомобильный мост, который открыл дорогу на Сыктывкар. Вот оно, конкретное единение села и города. Но эта инициатива была сломана через чиновничье колено вышестоящих органов. И покатилась телега под гору…
А наш поезд, как я и обещал в предыдущей зарисовке, скоро прибудет на станцию Черемуха.
Николай Шкаредный, продолжение следует.
д Аферьевская
Быково – не село, а деревня