Мы продолжаем публикацию очерка Владимира Арсентьевича Ситникова «Волгарица, Волгарица» («Наш современник» №6, 1989).
Была у этих амфибий-транспортеров своя любопытная история.
Живет председатель в новеньком доме, пахнущем деревом и смолой, живет бобылем (после окончания Высшей партийной школы набрался храбрости испытать себя на председательской стезе, а жена, решив, что для городского человека, далекого от деревенской жизни, председательство – причуда, не поехала с ним). Навещают Геннадия Васильевича многочисленные племянницы. Когда не бывает их, появляются в голове у председателя разные фантастические мысли: открыть колхозный цех безалкогольных напитков и торговать ими в Опарине или написать о своем бедственном положении известному земляку – крупному военачальнику, не изыщет ли он для колхоза списанный понтонный мост. Если изыщет, поставят мост через Молому, и с Волгарицей, да и с областным центром даже в ненастье будет надежная связь, так как можно будет возить для строительства дороги гравий с волгарицкой стороны, а то колхоз из-за бездорожья ежегодно «надаивает» от коров 70 тысяч рублей убытка.
Хоть мало кто верил в силу перминовского письма, а пришел вдруг из военной канцелярии ответ, а в нем обещание, послать пока не мост, а две амфибии. Вот с ними-то, с вымечтанными этими амфибиями, и были связаны теперь надежды Геннадия Васильевича, да и, как оказалось, и мои тоже. Иначе, как на бронетранспортере, за Молому не попасть.
Снова да ладом
Вернулся я в Опарино и из судейских бумаг узнал о прегрешении главы Волгарицкой бригады Петра Ивановича Арбузова. Язык таких документов всегда суров, а от этого заключения молодой следовательши, не сумевшей справиться со стереотипами юридической словесности, и вовсе страх брал: «Арбузов совершил злостное хулиганство, выразившееся в умышленных действиях, нарушающих общественный порядок и выражающих явное неуважение к обществу, отличающихся особой дерзостью, выразившейся в причинении телесных повреждений гражданину Хороброву». Опаринский суд признал Арбузова виновным по 206-й статье УК РСФСР и назначил ему меру наказания в виде лишения свободы с отсрочкой наказания на два года. В общем-то оставался Арбузов в Волгарице, но должен был раз в месяц являться в Опарино на регистрацию.
Насколько я понял, Арбузов, человек вспыльчивый и горячий, был возмущен тем, что его односельчанин Михаил Михайлович Хоробров к работе относится спустя рукава, человек с ленцой, да еще делает бражку и угощает ею леспромхозовских шефов, приезжающих помогать колхозу. Вот поэтому он 9 мая 1985 года «беспричинно» ударил Хороброва на зернотоку, куда то был послан затаривать удобрения. По мнению следователя, ударил беспричинно, а по мнению Арбузова – за дело.
А потом еще в сентябре… Тут Арбузов отрицает, что бил Хороброва, просто обругал нецензурно, и опять, по его мнению, за дело, так как заперся Арбузов в своем доме и не пустил, хотя Арбузов приходил к нему, чтобы оформить наряды. В злополучный тот день 19 сентября 1985 года, после помочи, на которой перекрывал бригадир крышу пенсионерке Марии Самсоновне, опять пришел бригадир к Хороброву с нарядами, но тот, решив, что бригадир выпивши, отказался его пускать. Арбузов в гневе и расстройстве начал ломать дверь. Хоробров струсил и открыл дверь себе на беду и на беду Арбузову.
Слушая людей, читая судебные документы, ловил я себя на мысли, что можно было б смягчить вину Арбузова. И коммунисты колхоза, да и райком партии, судя по всему, упорно хотели оборонить его от крайнего наказания – исключения из партии, голосовали за выговор. Депутат сельсовета, заслуженный бригадир, награжденный медалями… Однако послу вынесения приговора россыпь наказаний обрушилась на Арбузова: и исключение из партии, и лишение депутатского звания, и снятие с бригадирского поста.
Но странное дело: суд судом, а об Арбузове было больше лестных мнений, чем осуждения.
Одна шадринская жительница сказала:
– Он насмерть не любит бездельников, тех, кто работать не хочет. Из-за этого все и случилось.
А участковый уполномоченный лейтенант Геннадий Мамонтов доверительно сказал мне:
– Будь моя воля, не стал бы я его привлекать. Но мне самому нельзя было это дело вести – друзья мы. А в общем-то, я считаю, что Петр Иванович больше других партиец, потому что за дело болеет, себе покоя не дает, судьба Волгарицы на нем держится. Жалко, что вывели его из строя.
Назначен был бригадиром молодой механизатор Веня Бартев. Вроде деятельный, заботливый, но хватки такой, как у Петра Ивановича, не было, да и авторитета тоже, да еще учет запустил, и пошатнулись дела в Волгарицкой бригаде. Тогда и заговорили люди:
– Если опять Петю не поставят, погибнет Волгарица. Дава йте Петю.
Другой бы на месте Арбузова, обидевшись, ни за что не принял вновь бригадирство. Но не таков Петр Иванович. Он обиду свою сдержал и пошел вновь в бригадиры.
Надо было побывать в Волгарице. Для полной гарантии решил дождаться, когда придет на помощь местным жителям лучший дорожник страны – мороз.
Октябрь выдался необычный. После трех месяцев ненастья он пришел кроткий и ласковый, с легким морозцем, который постепенно схватывал землю, не отходившую даже днем. Две недели стояли густые, плотные туманы. На Вятке-реке остановился флот: сплошное молоко. И перестали гудеть в небе самолеты. Земля будто в вате.
Наконец поднялись туманные завеси, и я решил: пора!
Морозец сработал надежно: подсушил тропинки, дороги и поля, застеклил лывы, но на снег поскупился. Из окна вагона я видел, как на голых рябинах рдеют кисти ягод, не обмолотили еще их лесные постояльцы. Значит, иной корм есть.
До Стрельской, центра колхоза имени XXІ съезда партии, вез меня опасливый райкомовский шофер в годах, скептик по натуре.
– Пока по бетонке катим, руль крутить ни к чему, знай держи крепче, – говорил он. А на проселке иное дело, не учредилась еще дорога.
И дальше он развивал варианты поездки без его участия. Один из них – на амфибиях, добытых Перминовым. Говорят, они весь август и сентябрь таскали по бездорожью молоко с ферм и выбрасывали у бетонки целые десанты отпускников да учащихся, которые облепляли эти боевые машины, держась за всевозможные выступы.
По-прежнему добродушный на вид председатель колхоза Геннадий Васильевич Перминов сообщил мне, что военная техника не выдержала опаринских засосных грязей и вышла из строя. Распустив гусеницы, стояли разутые амфибии. Говорят, и внутри что-то надорвалось у них от надсады.
Геннадию Васильевичу по должности полагается быть оптимистом и искать выходы из безвыходных положений.
– На партийное собрание привезет волгарицких, шадринских и сапоговских коммунистов шефский леспромхозовский «Урал». На нем после собрания, вечерком, и уедете вместе со всеми, – сказал он.
Точность – вежливость королей, говорят в мире надежных расписаний, где минута в минуту приходят автобусы и поезда. А здесь точность была понятием приблизительным. Давно минул час, когда следовало начаться колхозному партсобранию, а коммунистов из Волгарицы, Шадрина и Сапоговской все еще не было.
Геннадий Васильевич выяснял по рации, далеко ли продвинулся «Урал».
– Как только приедет, тем же заворотом повезет вас, покуда будет возможность, – снова заверил он меня. И еще заверил, что через реку Молому переправит Иван Устинович Вохмянин, «капитан поперечного флота». Рассказал Перминов, что Иван Устинович человек своеобразный, требует к своей профессии уважения. «Работать не стану, – заявил он как-то перед навигацией, – если не купите капитанскую фуражку». Пробовали возражать: зачем, мол, она тебе, ты ведь хоть и речник, но не продольный, а поперечный, и не государственный, а колхозный. Устиныч и слушать не хотел. «Или по-моему, в фуражке, или ищите другого перевозчика». Пришлось сдаться, нашли фуражку-капитанку.
И еще заверил Перминов, что когда переберусь через Молому, будет ждать меня на том берегу трактор.
Очерк Владимира Ситникова «Волгарица, Волгарица». Часть 1
Очерк Владимира Ситникова «Волгарица, Волгарица». Часть 2
Продолжение следует.