Стихи

Разрушенный храм
Потемневшие лики святых
Как укор, как упрек за измену.
Вместо них мы портреты иных,
Не святых размещали на стенах.
Взгляд вождей отрешенно суров,
Из гранита изваяны лица.
Для молитв не придумано слов,
Чтобы этим кумирам молиться.
Даже если найдутся слова –
Говори их хоть громче, хоть тише,
Не услышать им нас, не услышать –
Не слетела бы с плеч голова.
Изможденные лики святых –
Каково им на собственной тризне?
Сколько храмов погибших таких
По безбожной и нищей Отчизне?
У кого же прощенья просить –
У вождей или, может, у Бога?
Как в потемках не сбиться с дороги,
Потеряв путеводную нить?

Подружки
Ну что же, подружки,
Помянем Марию.
А пальцы старушек
Как стебли витые.
Не глазоньки – очи,
Не лица, а лики.
Темны их платочки,
Мечты невелики.
Здоровья бы внукам
Да счастья бы детям…
Помянем подругу –
Ей жить бы на свете.
Глоток за Марию,
Товарку, соседку.
У пихты живые
Обломаны ветки.
Венок кривоватый,
Цветы восковые.
В них нет аромата,
Прости нас, Мария!
Граненые стопки
На тоненькой ножке.
Закуска под водку –
Селедка с картошкой
Мерцает и тает
Церковная свечка,
По капле стекает,
Как жизнь человечья.
Остыла картошка
И рюмки пустые.
Прости нас, подружка,
За то, что живые!

Имена
Антонина, Ирина, Татьяна…
Три реки, три звезды, три дурмана.
Как тропинки в лесу за калиткой,
Судеб трех перепутаны нитки.
Две звезды мне в ладони упали –
Возвращу их на место едва ли.
Две реки пересохли, но третья
Существует пока что на свете.
Кружат голову мята и донник –
Вот и свиделись, бабушка Тоня.
Аромат горьковатый полынный –
Вот и встретились, мама Ирина.
Тополь почками выстрелит пряно –
Это я, дочь и внучка Татьяна.

На губах вкус осенней рябины.
В небесах эхо птичьего клина.
В них слились имена воедино:
Антонина, Татьяна, Ирина…

Волк-одиночка
Я поджарый, нахальный и смелый.
Есть и сила во мне, есть и стать.
Что вам, люди, такого я сделал,
Что назначено мне умирать?
Я капканы по запаху чую,
Я флажки за версту обойду.
Я отдельно от стаи кочую,
За верстой отмеряя версту.
Все урманы мои, все овраги.
Я – хозяин окрестных лесов.
Цепенеют от страха собаки,
Как заслышат мой свадебный зов.
Дай, охотник, мне нынче отсрочку
И ружье расчехлять не спеши.
Одиночество – лишь оболочка
Для мятежной и гордой души.
Мы похожи. Мы братья по духу.
И у каждого в жизни свой срок.
Но услышало чуткое ухо,
Как ты взводишь проклятый курок.
…Встану я с окровавленной грудью,
Под себя подминая кусты.
И попятятся в стороны люди,
По-собачьи поджавши хвосты.

Москва
Не край земли, но все же
Провинция, увы.
Отсюда нам, похоже,
Не разглядеть Москвы.
Ее дворцы и храмы
Уходят в небеса.
У нас в оконных рамах –
Леса, леса, леса.
Воспоминанья детства
Приходят наяву:
Как мне пацан соседский
«Показывал» Москву.
Не жаловалась маме:
Был Витька худ и мал.
Он за уши руками
Меня приподнимал.
Лицо пылало жаром.
Но помню до сих пор,
Что видела, пожалуй,
Лишь серый наш забор.
Давно живет в столице,
А я в лесу живу.
Но так собой гордится,
Что не зовет в Москву.

Слабая птица
А вам, ваша светлость, летать высоко.
Нам, сирым, пониже.
И где ты там, меж грозовых облаков,
Смотрю, но не вижу.
Ты сильный, ты гордый, ты вниз не глядел,
А зря, между прочим.
Он есть – для гордыни и славы предел
У всех одиночек.
Мы разные птицы, нам розно и петь,
Друг друга не слышать.
Где громче оркестров победная медь,
Там флейта все тише.
Но крылья намокнут, потянут к земле,
Но молнии – в спину.
Что выберешь ты, заплутавший во мгле –
Не сдаться иль сгинуть?
Стихия, как перышко, крутит тебя –
Минута до краха.
Но крылья подставлю, кляня и любя,
Я, слабая птаха.

Ты видишь, крыло подставляю, любя,
Я, слабая птаха.

Баба-яга
Я баба-Яга. Я из чащи лесной.
Здесь волк одинокий гуляет без пары.
Избушка моя под высокой сосной,
Такой же, как я, кривобокой и старой.

На свете я тысячу лет прожила,
А может, и более – кто же проверит?
Не ведаю я про людские дела
И верю не людям, а птице и зверю.

Я каждое утро купаюсь в росе –
Кажусь себе в зеркале юной и нежной.
Пускай подивится девичьей красе
Царевич Иван на коне белоснежном.

Но гостем незваным бессмертный Кощей.
Он худ, как доска, но хитер и коварен.
Усядется в угол, потребует щей
И будет ворчать, что обед не доварен.

Туман по низинам ползет, словно тать.
Иллюзии тщетны, надежды напрасны.
А баба-Яга (лучше б это не знать!) –
Когда-то звалась Василисой Прекрасной.