По окончании Великой Отечественной войны я служил в Китае. Оторванные от родных на долгие годы, отвоевавшиеся солдаты и офицеры, перенеся выпавшие на их долю военные тяготы, испытывали законное стремление скорее оказаться в родном доме. Но проходил год, другой, начинался третий. Нет, не дождаться. Платой за возвращение на Родину стало поступление в училище, хотя у меня не было желания продолжать военную карьеру.
После выпуска я был направлен в далекий Приморский гарнизон, расквартированный в безлюдном месте. Мы, холостые офицеры, вели, за исключением выпивки, довольно скучную жизнь. Редко удавалось на попутном транспорте съездить в Дом культуры на узловую железнодорожную станцию. В гарнизоне был один полковой клубишко в барачном доме, да и что толку, если женская половина там отсутствовала.
В начале 50-х наш 37 корпус ВДВ неожиданно перевели в Куйбышевку Восточную. Оттуда, по неизвестным стратегическим соображениям, передислоцировали в город Благовещенск, на границу с Китаем, Управление штаба знаменитой 1-й Отдельной Краснознаменной армии, десятилетиями размещавшееся в Куйбышевке. Десантники с удовольствием из заштатного гарнизона переехали в небольшой, но всё же город с присущими атрибутами: кинотеатр, ресторан, сад. К этому следует добавить, пожалуй, самое приятное – великолепное здание Дома офицеров, где размещалась большая библиотека, киноконцертный зал, зал для физкультурных занятий, по субботам принимавший статус танцевального. Всё были довольны подвернувшейся лафой: старшие офицеры расположились в удобных квартирах, а семейные младшие получили по комнате в коммунальных домах. Правда, младшим – холостякам в основном пришлось снимать жилье в частных домах.
По субботам в Доме офицеров под духовой оркестр проходили танцы. Из города, совмещавшегося с гарнизоном и по русско-советской традиции не имеющего приличных мест молодежного отдыха, на танцы валила масса девушек, приятно удивленных наплывом в город молодых офицеров в форме с необычной «птичкой» на рукаве.
Танцы начинались в половине девятого и кончались полдвенадцатого. Обычно оркестр, с небольшими перерывами, играл вальсы, танго, фокстроты, иногда входившие в моду старинные бальные танцы: па-де-катр, па-де-зефир, па-де-патинер. Это были массовые танцы – для всех. А изредка оркестр позволял мазурку или молдовеняску. Эти танцы, как и вальс-бостон, были, как сейчас бы назвали, «элитными». И если вальс-бостон еще танцевала треть зала, то мазурка и зажигательная молдовеняска исполнялись практически соло – немногими парами. По заведенному порядку последним был вальс, и сразу же, немного помолчав, оркестр бодро переходил на марш: танцы закончились – по домам.
В одну из суббот, мы с лейтенантом Колей Шишкиным, засиделись за ужином в офицерской столовой, бывшей тоже в доме офицеров. Уже были слышны звуки оркестра, когда мы подозвали официантку для расчета.
С порога обозревался весь зал, залитый огнем двух люстр под высоким потолком: по стенам стояли, в основном, девушки с небольшими группами из двух-трех офицеров. Вся средняя часть вращалась в танце, сверкая золотом погон и разномастным цветом развевающихся девичьих платьев. Оркестр форте исполнял вальс (мелодия ушла из памяти). На возвышении сверкали медные инструменты: большой барабан со звенящими тарелками бухал ритм, ему вторил басовик, трубы вели основной мотив, остальные, медные и деревянные, вступали в положенное время. Музыканты с раскрасневшимися лицами трудились не за страх: их дело явно доставляло удовольствие им самим. Дирижер – всеобщий знакомец балагур капитан Шуффер, стоя спиной к залу, с упоением махал палочкой, пританцовывая всем телом.
Мы с Колей остановились со знакомыми ребятами, где была и его девушка; моей партнерши в тот вечер не было. Мне сразу же передалось возбужденно-веселое настроение зала. Зазвучали аккорды очередного танца, наша группа, распавшись на пары, влилась в общий водоворот.
Вечер подходил к финалу, смолкли звуки последнего вальса. И на этот раз Шуффер не изменил своей системе: для ориентации присутствующих последним вальсом стали «Дунайские волны». И сразу же – марш. Людской поток шустро устремился из зала, тугой лентой протекая в проем двухстворчатых дверей: каждый поторапливался скорее очутиться перед стойкой раздевалки. Я не спешил, так как был один, кивком говоря «до свидания» уходящим знакомым. Оркестр играл. И в какой-то момент в его звуках я почувствовал нечто смутно знакомое, важное, связанное с чем-то в моей жизни. Энергичные аккорды навевали тревожащее воспоминание. Восторженное настроение упало.
Механически получив шинель, скрипя сапогами по свежевыпавшему снегу, не переставая рыться в памяти, я медленно продвигался к своей квартире. На мой стук открыли входную дверь. Пройдя в свою боковушку, не зажигая света – соквартирант Сергей Савельевич спал – я разделся и лёг. Возбужденный вечером, а ещё больше попыткой определиться с маршем, мозг не принимал сон, перебирая и крутя прожитое. Наконец, всё встало на место – Тюмень!
Продолжение следует…
Михаил Верещагин.
Не ясно почему, после Победы, армию держали в боевой готовности?Мой папа вернулся с войны в Опарино летом 1945 года.Привез Фотоаппарат небольшой(съемка на фотопластинки ),аккордеон и настенные часы с двухнедельным заводом.Помог двоюродный брат, написали ходотайство через военкомат, что в школе нужен военрук.
Василий. Сразу после войны были демобилизованы старшие возраста и имеющие ранения, не совместимые со службой в мирное время.А армия в основном видимо содержалась в таком количестве в связи с начавшейся “холодной войной”. В 1947 году увольнялся 1923-й год. Мой возраст 1926-й был уволен в 1950-51 г.г.