Пестерь. Часть 1

Берестяный пестерь томился многолетним бездельем, лежа в подкрышном углу полутемного чердака деревянного дома маленькой деревушки Стеринцы, приютившейся в не знавших лихого топора вятских лесах. Хотя он не мог видеть и слышать самостоятельно, но обладал способностью запоминать события и понимать любого человека, находящегося от него не далее пяти-шести метров. Также он не умел связно мыслить, но если событие повторялось, то, улавливая логику, корректировал память. Запомнив хронику своего пребывания где-либо и с кем-либо, потом, находясь один, мог перебирать в памяти всё, чему был свидетелем. Кроме того, вместе с информацией к нему приходило чувство переживания: радость, печаль. Его собственным чувством было осязание: он мог самостоятельно ощутить прикосновение к себе, свою поклажу или место, где он лежит. За долгую активную жизнь, когда он был нужен людям, его память накопила немало всего.

Проводя время в полудреме, он старел, покрываясь пылью и паутиной, перебирая свою жизнь, с каждым годом теряя из памяти мелкие подробности её, а то и целые события. Иногда они снова возвращались к нему: всё – как на ладони, кроме одного. Он никак не мог вспомнить имя своего мастера – человека, который его сотворил. И это было его неожиданным мучением: забыть имя своего отца.

Себя он помнил возникшим на столярном верстаке прямоугольным коробом из клеточек – переплетенных желто-оранжевых полосок, с откидывающейся крышкой. К задней стенке пришиты две широкие простроченные холщовые полосы. Рядом с ним сидит мужчина лет шестидесяти с обветренным лицом, окаймленным русой бородой с проседью, немного впалыми щеками, внимательным взглядом глубоко посаженных глаз, одетый в пеструю домотканую рубаху. Он сосредоточенно, тыкая шилом в его макушку, пристраивает тонкий шнур, как потом оказалось, для крепления крышки при закрытии. Покрутив пестерь, с удовольствием понюхав березовую свежесть, дунув в него, мужик хмыкнул: «Хорош пестерёк, не продует ветерок», – и поставил его в прохладный, пахнущий медом и мукой амбар, около двери. Здесь он и проводил время, когда не было в нём нужды.

Верстак стоял у стены амбара. Под верстаком на доске лежали топоры: столярный – небольшого размера, побольше – для раскола и грубого тесания. На полке над верстаком был разложен различный инструмент, потребный для изготовления изделий из дерева: пилы – ножовка и лучковая, ножи – с прямым лезвием и косячок, рубанки плоского строгания и для отбора угла, пёрки разных диаметров, коловорот для них, стамески плоские и полукруглые и другая мелочь, без которой нельзя обойтись при производстве столярки или сельскохозяйственного инвентаря. Образцы этого инвентаря были налицо: на стене висела коса с кривым косовищем, слева от верстака к заплоту были прислонены грабли и трехрогие вилы из молодой березки. Тут же стояло точило, состоящее из круглого камня-песчаника на металлической оси с ручкой. Под камнем – корыто с водой для охлаждения. Каркас вверху заканчивался доской-скамейкой, где при заточке кос сидел точильщик. В амбаре стоял токарный станок по дереву с набором разнообразных резцов.

Стена амбара была частью замкнутого двора, куда выходили двери в сени дома, погреба и помещений для скота, а также проход в огород и к колодцу. Во двор спускался взвоз на сеновал. Продолжением стены амбара к огородной калитке был заплот из плах. Часть двора у заплота занимали дрова в разных стадиях готовности: березовые кряжи, отпиленные тюльки и кучка колотых поленьев. Стояли козлы с двуручной пилой. Справа к амбару под прямым углом примыкал короткий заплот с въездными воротами и проходной калиткой с улицы. Во дворе не выветривалась смесь запахов коровника и деревянных стружек-опилок, особенно летом.

Проходили дни, пестерь скучно стоял, вертя в памяти то немногое, что получил от разговоров и мыслей мастера и посещавших его людей.

Продолжение следует.