Пестерь. Часть 3

Василий снял пестерь, вытряхнул из него на пружинистый черничник совок с кружкой и повесил на сухой сук елки. Совком как гребнем начал прочесывать черничные кусты, и через полминуты в совке оказалось с полстакана ягод. Отобрав несколько содранных листочков, высыпал ягоды в корзину. Таня собирала в кружку. Нескоро она у неё наполнилась и также пошла в корзину.

В лесу хотя и было прохладно, уютно, но всю «обедню» портили комары: отмечая своё присутствие тонким звоном, они назойливо облепляли руки, лезли в подглазья, в нос и уши. Василий натянул кепку, закрывая уши, Таня перевязала платок, оставив щелочку для глаз.

Быстро наполнилась первая корзина. Василий взял пестерь и высыпал в него ягоды. Пестерь ощутил, как мягкие шарики полились в него, щекоча нутро, и уютным слоем улеглись на дно. Еще трижды опорожняли корзинку: пестерь почти наполнился и грузно сидел около валежины.

Василий и Таня присели на валежину – передохнуть перед возвращением домой. Василий, чувствуя приятную усталость в теле, с неудовольствием подумал: завтра рано утром придется шагать в Волошану, где он работал секретарем сельского Совета. Перед пестерём в тот же миг открылся вид на большую деревню: улица, дом на углу и сидящий за столом в комнате этого дома Василий. Перед ним папки с бумагами, стоит блестящая кругляшка почти такого же цвета, как ягоды, а Василий время от времени тычет палочкой в эту кругляшку и водит ею по бумаге, на которой остаются следы опять же цвета черники. Память пестеря зафиксировала мысли Василия.

Отдохнув, Василий закрыл пестерь и, взяв за холщовые лямки, закинул на спину: лямки напряглись, пестерь скрипнув, огруз – влажноватая поклажа распирала его.

Дома ягоды частью ели, а большая часть была высыпана на подостланные газеты для сушки на печи. Потом их можно было сдать в потребкооперацию и, если повезёт, получить какой-либо дефицитный товар, например, три метра ситца.

При возвращении домой пестерь в какой-то момент почувствовал липкую сырость внизу себя: на дне и стенках кое-где остались фиолетовые пятна раздавившихся ягод.

А дальше и пошло: пестерь принадлежал семье, служа для переноски грузов. Он побывал во многих руках. Чего только не носили в нём. Ближе к осени – грибная пора. С ним ходили бабы в свободные от работы дни. В его нутре перебывали многие виды грибов: от крепких, с темно-коричневой сверху и нежно-зеленоватой снизу шляпкой, давивших корнями на бока боровиков, до бородатых, просвечивающих воском груздей. Когда в пестерь засыпали из корзины грибы, он иногда испытывал неприятное чувство к этим «дарам» природы: часто они были холодно-скользкими, а у нерях – еще и червивыми. Аккуратнее всех собирал грибы мастер. Он никогда не брал негодных или переросших, всегда тщательно обрезал корешок, чтобы в него не попадал лишний сор.

В одно из воскресений, погожим летним днём, к Андрею Тимофеевичу зашли трое молодых мужчин:

«Тимофеич, собрались побродить, пойдешь ли с нами?»

«Нет, я уже не бродок, моё дело – морды, оглядев троицу крепких ребят, с грустью ответил он, – а если чего надо из снасти – возьмите».

«А вот мы что возьмем», – радостно воскликнул один из парней, увидев новенький пестерик.

Первым же забродом пойманная рыба затрепетала в его нутре, холодя слизью скользких налимов и покалывая плавниками полосатых окуней.

Часто пестерь брали на сенокос. Тогда он носил бутылки с молоком, квасом, хлеб – иногда мягкий, теплый, иногда черствый, твердый, бодающийся углами горбушек. В часы ожидания обеда он впитывал в память слаженные действия множества людей по заготовке сена. Видел, как косили траву. Начинал, как правило, наиболее выносливый косец Селифон: согнувшись, держа за короткое кривое косьевище косу параллельно земле, широкими взмахами на обе стороны с хрустким шумком валил траву. За ним, немного отступя, шли мужики и женщины, часто растягиваясь к концу пожни. Обычно у конца прокоса точили – лопатили косы. Часто молодые девки давали точить косу кому-нибудь взрослому, более опытному. Затем косцы, иногда перестроившись, шли так же обратно.

Косили, как правило, с утра на восходе солнца часа два – три, если солнечный день; в пасмурный – до обеда. Интереснее было наблюдать уборку высохшего сена: работа была разнообразная, веселая, как более легкая. Настоящий ажиотаж иногда наступал, когда при уборке сена вдруг исчезало солнце, взвихрялся ветерок, а небо покрывалось наплывшими облаками. Негромкое преддождевое погромыхивание взбадривало, заставляло людей удвоить скорость – начинался аврал.

Добавить комментарий