«На стыках истории» – так называется следующая глава повествования.
Насколько помню, в те времена в вагонах собак не возили. Вроде бы, это было запрещено. А в наш вагон на освободившееся и, как говорили, нагретое места сел широкоплечий мужик со здоровенным псом. Правда, пес был в наморднике и на крепком ремне-поводке. Кто-то было высказал неудовольствие, но грозный мужик в выцветшем солдатском бушлате одернул: «Служебная собака». Еще немного подумав, дополнил: «Бывший пес самого коменданта».
Как рассказывала мне мама, у Михаила Ивановича была ночная работа. Он отправлял рассыльного по адресам поздно вечером, когда люди уже ложились спать. Мне думалось, наверное, чтобы не срывать рабочий день подозреваемых, да и уставшего человека допрашивать проще: ему бы спать-отдыхать, а ты его, как штыком, вопросами. Как это происходило наяву, не могу сказать, не знаю. Никто из взрослых о том, что и как там было ночью в кабинете коменданта, никогда не рассказывал.
А днем мы иногда с дядей Мишей встречались воде бы как друзья. Было у него две собачки. Рассыльная готовила для них отдельный стол. Собачки не волкодавы, наоборот – приятные мордашки-малышки. Одна кучерявая, будто ее только что завили, другая длинношерстная. Гулять с ними ходил сам дядя Миша. Шагал неторопливо. А в сосновом парке, который поселенцы сохранили в центре поселка, садился на лавочку и мог долго убеждать, нас, малышню, как надо любить эту милую псину. Иногда он заходил в своих разговорах и дальше. Наверное, пытался объяснить, почему он здесь так нужен. Что-то осталось в памяти от тех рассказов, что-то мне удалось уточнить в документах, а в итоге выходило, что не всякий шел в годы войны защищать Родину-мать. Кто-то, как дядя Миша, ходил в комендантах, кто-то в охранниках многочисленных лагерей Северного ГУЛАГа, кто-то отсиживался в зоне…
Бывая в районном центре – селе Усть-Цильма, мы с мамой (мы – это я и две моих старших сестры) каждый раз приходили в сквер к Дому культуры, чтобы возложить полевые цветы на братскую могилу, в которой захоронены 22 защитника Советской власти, убитых белогвардейцами в 1918-1920 годах. Приходили на братскую могилу с цветами, так как не знали, где похоронен муж и отец, погибший на украинской земле в марте 43-го.
Забегая вперед скажу, что мы нашли могилу отца слишком поздно, мама не дожила до этого дня. Но мы привезли землю с его могилы и присыпали на могиле мамы. Пусть хоть так они, наши родители, встретятся.
Время, как и наш нескорый поезд, неумолимо бежит вперед. Время меняет людей и их отношение к делам давно минувших дней. И все труднее понять: что такое хорошо и что такое плохо.
В Усть-Цильме на братской могиле деревянный памятник сменила скульптура Скорбящей Матери. Это радует. Пугает другое. Пугает, что защитников Советов сегодня почему-то именуют дружинниками. Пугает и настораживает, что в вошедшем в состав Российской Федерации Крыму в дни торжеств почему-то драпируют памятник Ленина. Это все, так сказать, информация к размышлению. Но не об этом сегодня наш разговор, хотя прошлое и настоящее – это и есть наша жизнь. А ее, как железную дорогу, по шпалам не разложишь. И перегоны не выровняешь. Время – удивительная штука. Его так мало, когда опаздываешь. И так много, когда ждешь. Вот и мы с вами, уважаемые читатели, терпеливо ждем чего-то хорошего. Значит, у нас впереди еще много времени… И помните, мои дорогие, что надежда умирает последней.
Поезд, постукивая колесами на стыках, ускоряет барабанную дробь и, набирая скорость, уходит все дальше от Микуни. Казалось бы, сколько уже проехали, а пейзаж не меняется: чахлые деревца среди болотной топи. И просто удивляешься, как в этой среде обитания могут жить-выживать маленькие станции, которые зачастую кажутся островками. И только железнодорожный путь имеет твердую основу и несет на себе тело нашего пассажирского поезда навстречу новому дню.
Колеса уже стучат так часто, как пулеметная дробь. Война как будто снова вползает во все щели вагона, а сквозняки, как почтальоны, повествуют о тех, кто ушел защищать Родину. Ушел каждый своей дорогой. В 1994 году впервые официально сказано: военкоматами Республики Коми из мест заключения на защиту Отечества было призвано около 100 тысяч человек. Из числа бывших репрессированных звание Героя Советского Союза получил бывший работник спецпоселка Новый Бор Усть-Цилемского района Сергей Михайлович Черепанов (с его сыном Николаем мы учились в Новом Бору в одной школе, – Н.Ш.). Высокого звания Героя Советского Союза был удостоен Максим Петрович Бочариков, который ушел на фронт из Интинского ИТЛ. Этого звания удостоены бывшие заключенные Иван Тимофеевич Воротынцев и Николай Софронович Бойков.
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган.
Он не пристанет к Вам на полустанке.
В войну (Малахов помните курган?)
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты.
Навеки жилы напрягись на шее
Мы живы, а они ушли Туда,
Взяв на себя все боли наши, раны.
Поток заявлений в РККА исходил от заключенных разных категорий. В большинстве своем это были искренние просьбы, но часть из них, как это установлено агентурой, была подана с расчетом любыми средствами уйти из лагеря, а там определиться, «в какую сторону податься». Но об этом наш комендант дядя Миша не распространялся.
Как-то мы с ребятами прокрались в клуб, где Михаилом Ивановичем было организовано очередное, как он выразился, «производственное совещание в целях укрепления самосознания несознательных элементов». Мы прокрались, потому что после этого грозного мероприятия был обещан показ какого-то кинофильма. А для того, чтобы его посмотреть, надо было пробраться в зал до начала заседания. Мы скрывались под массивными лавками первого и второго рядов, а когда начинался сеанс, выползали и занимали сидячие места на полу перед сценой. Поэтому в предвкушении познать и увидеть что-то новое мы терпеливо слушали сбивчивую и наступательную речь Топтыгина.
На сцене массивная трибуна, из-за которой нам была видна только круглая, как футбольный мяч, голова дяди Миши. Он почему-то на этот раз решил вернуться на десять лет назад – в 1942 год, при этом не забывал стучать кулаком по трибуне и ручкой по графику. «Во всем нужны дисциплина и порядок, – вещал комендант. – Нет дисциплины и порядка, тогда разброд и хаос. Только это и позволило случиться Усть-Усинскому восстанию заключенных».
Но обо всем по порядку. В зарисовке «Первые поезда» – «Опаринская сорока» от 12 марта 2015 года – я писал, что рассказ об Усть-Усе будет впереди.
«Лесорейд» представлял собой одно из подразделений Воркутлага. По состоянию на 1 декабря 1941 года здесь насчитывалось 202 заключенных, из них 108 политических, осужденных по статье 58-й, в том числе 27 так называемых троцкистов. Начальником лагеря был уроженец Архангельской области Марк Ретюнин, осужденный за бандитизм – участвовал в ограблении банка. В 1939 году его досрочно освободили и оставили в Воркутлаге в качестве вольнонаемного. Причем он из рядовых служащих вошел в число руководителей. В то время в лагпункте не было оперативного состава НКВД, агентура из числа заключенных не могла сообщить о назревающих в лагере событиях. О готовящемся выступлении знали не более 15 человек, среди которых были и уголовники, и политические. Восстание заключенных Ретюнин начал готовить еще осенью 1941 года. Он, используя свое служебное положение, выписывал в больших количествах с базы продовольствие и одежду, в том числе белые меховые полушубки.
Собака успокоилась, прилегла в ноги хозяину. И он под монотонный стук колес задремал, закемарил, только качающаяся вверх-вниз голова выдавала, что кинолог находится в состоянии покоя. Видимо, у всех охранников слабость на сон. Не потому ли и приключилось у нас это строго засекреченное происшествие? На Печоре в Ермице стрелки получили груз и все десять километров, что отделают пристань от Харьяги, отбивались от оводов и злыдней-комаров. Тогда еще не было отпугивающих жидкостей и кремов. Поэтому радостно заехали на паром. До дома рукой подать.
Каждую весну на левом берегу Шара устанавливали своеобразный коловорот из бревен для натяжки цинки через реку, чтобы пустить паром в эксплуатацию. Почему-то применяли не трос, а именно круглый прут диаметром примерно 14-16 миллиметров. Это позволяло держать переправу до полного ледостава. Шар в месте переправы обрамляли правый берег с песчаной отмелью, поросшей молодым ивняком, и левый берег – высокий, как стена крепости, с непростым подъемом. Паром причалил, подвода охранников была единственной. Поэтому они поспешили поддать жеребцу, чтобы он сходу взял песчаный береговой крутик. Лошадь смело рванула телегу, и колеса врезались в песок. Конь от неожиданности замер, словно гадая: что будет дальше? Да видно коняка не устоял, и воз вместе с лошадью потянуло назад. А паром, как специально, никто чалкой за береговой мертвяк не закрепил. Телега оттолкнула паром и стала погружаться в реку. У берега крутизна будь здоров! Дно уходит от берега чуть ли не под прямым углом. Тут не только телега, тут и человек не устоит. Лошадь решила не сдаваться, ухитрилась как-то извернуться, сломала оглобли и освободилась. Таким образом, телега беспрепятственно покатилась в воду.
Но Бог с ними, с патронами. Пока эти молодцы в реку ныряют, передохнем малость. В вагоне мы уже обжились, мелькают за окном станции и разъезды. Но, как поет Высоцкий: нам туда не надо. А куда надо, нас поезд довезет. Вы, уважаемые читатели, не забыли еще, что мы едем навстречу опаринской вышке?
Николай Шкаредный.
Продолжение следует.
На снимках:
- Такая овчарка ехала с нами в вагоне.
- Усть-Цильма. У памятника землякам павшим за свободу Родины.
- У бюста Герою Советского Союза Сергею Михайловичу Черепанову (скульптор Ю.Г.Борисов), установленного в поселке Новый Бор по инициативе совхоза «Новоборский» дети героя: Валентина, Николай, Надежда и Любовь. Фото сделано в августе 2000 г.
- Так выглядит село Усть-Уса сегодня.
- Такие буксиры тянули по Печоре баржи с оборудованием, материалами, техникой и людьми на строительство Северо-Печорской железной дороги.
- А на этом снимке – тот самый паром на переправе через Харьягский Шар.
