«Теперь дети не играют, а учатся.
Они все учатся, учатся
и никогда не начнут жить».
Александр Грин.
«Меня дразнили двумя кличками: «Грин-блин» и «Колдун». Последняя кличка произошла потому, что, начитавшись Дебароля «Тайные руки», я начал всем предсказывать будущее по линиям ладони. В общем, сверстники меня не любили; друзей у меня не было… Переход довольно странный: какая связь между гаданиями по руке и нелюбовью сверстников – разве что участь Кассандры». Здесь следует сделать пояснение, чтобы читатель мог более полно понять слова будущего писателя. Кассандра – называемая так же Александра — (даже в этом звучании есть что-то общее: Александр – Александра, – Н.Ш.) – в древнегреческой мифологии троянская царица, наделенная даром пророчества. Но получив этот дар, Кассандра отвергла любовь, и обиженный Аполлон лишил её способности убеждать людей в правдивости. Очевидно, что Грин многого не договаривал в своих беллетризованных мемуарах и давал лишь те объяснения, которые отвечали его литературным целям. Да и сам себе Александр Степанович не смог предсказать, что будет завтрашним днем. Такая вот получается Кассандра!
Я не случайно напомнил ещё раз о правдивости. Вспомним слова автора: «Мать болела, отец сильно и часто пил…» Если мы вновь внимательно и беспристрастно перечитаем «Автобиографическую повесть» Александра Грина, за внешней раздражительностью Степана Евсеевича Гриневского встанет образ человека, глубоко любящего своих домашних, бесконечно им преданного и прожившего тяжелую жизнь во имя других. О чем я уже писал и говорил. Что побудило Александра Степановича написать об отце такой отзыв, ответить сложно. Но в трудную минуту отец всегда был рядом с сыном, чтобы, как мог, помочь ему6 давал деньги на дорогу, писал письма друзьям с просьбой помочь найти работу сыну.
Лживый час настал голодным: в тишине вечерней мглы
Над моим лицом холодным грозно плавают орлы.
Но клевать родную падаль не дано своим своих,
И погибшему не надо ль встать на хищный возглас их?
Я встаю… встаю! – но больно сесть в высокое седло.
Я сажусь, но мне невольно сердце больно обожгло.
Каждый, жизнь целуя в губы, должен должное платить.
И без жалоб, стиснув губы, молча твердо уходить
Если бы у Александра Степановича Гриневского была трудовая книжка или он вел путевой дневник, то в них мы могли бы прочитать много интересного. Уже были в моем эссе и пароходы, и поезда. На этот раз он отправляется на Урал пешком. По пути остановился у дьякона Алексея Васильевича Кленовицкого в селе Волково: то испросить благословения Божьего (Грин всю жизнь был набожным человеком, – Н.Ш.), то ли посоветоваться,0 куда далее путь держать? В Слободском, видимо, тоже с этой целью, он пытается безуспешно разыскать своего крестного отца Льва Онуфриевича Миштовта. И далее он идет по знакомым. В Глазове навещает своего бывшего учителя по Вятскому городскому училищу Дмитрия Константиновича Петрова, ставшего инспектором Глазовского городского училища. Ночует у Петрова, получает от него рубль и уезжает в товарном вагоне в Пермь. В Перми идет с письмом отца (что ещё раз подтверждает участие Степана Евсеевича в судьбе сына, – Н.Ш.) к его знакомому, бывшему ссыльному поляку Антону Ивановичу Ковальскому, хозяину колбасного магазина. Ковальский дает Александру Степановичу рекомендационную записку к мастеру вагонного железнодорожного депо с просьбой дать Гриневскому работу.
Увольняется из депо и едет «зайцем» на золотые прииски графа Шувалова. Поселяется в бараке, качает из шурфов воду, работает в шахте. Работа тяжелая, изнурительная, однообразная. Видимо, это и побудило Александра Степановича расстаться с золотым прииском, и отправиться на Кушвинский завод по переработке железной руды. День за днем: укладка в штабеля отлитых чугунных болванок, подвозка руды к домнам, подготовка древесного угля. И снова в дорогу. На этот раз выбран Пашийский завод. Принимают на работу дровосеком в деляну в нескольких верстах от завода, на берегу речки. Казалось бы, вот он, рай божий: лес, река, природа и хижина, в которой он встретился и подружился с дровосеком Ильей Ходыревым. Весна внесла свои коррективы в работу лесорубов: на реке начался сплав древесины, а в жизни Александра Сергеевича свой водоворот.
Вместе с Ильей Ходыревым он возвращается в Вятку, вместе с ним и школьным товарищем Михаилом Назарьевым снимают жилье. (Значит, были все-таки у Саши Гриневского школьные друзья-товарищи, хотя он и отрицает это, – Н.Ш.). Наступает ноябрь – время призыва к исполнению воинской повинности 1901 г. Александр получает отсрочку от службы в армии до окончания следствия и суда по поводу украденной М. Назарьевым, и проданной Гриневским золотой цепочки. «Не знаю, сколько пройдет лет, но однажды настанет день, когда расцветет одна сказка, памятная надолго. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая; и ты будешь стоят там. Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки, нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка».
Повторим за Александром Сергеевичем: не знаю, сколько пройдет лет, но мы все ближе и ближе к рождению этого чуда. На календаре уже март 1902 года. Грин прервал череду странствий и стал (то ли под давлением отца, то ли от голодного мытарства) солдатом в 223-м Оровайском резервном пехотном батальоне, расквартированном в Пензе. Нравы воинской службы существенно «разбудили» революционные настроения Грина. Спустя шесть месяцев, из которых три с половиной провел в карцере, он дезертировал, был пойман в Камышине и снова бежал. В армии Грин познакомился с эсеровскими пропагандистами, которые оценили молодого бунтаря и помогли ему скрыться в Симбирске. С этого момента Грин, получив партийную кличку «Долговязый», искренне отдает все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, хотя участвовать в исполнении террористических актов отказывается. Эсеры ценили его яркие, увлечённые выступления. Приведем отрывок из воспоминаний члена ЦК партии эсеров Наума Яковлевича Быховского:
«Долговязый» оказался неоценимым подпольным работником. Будучи сам когда-то матросом и совершив однажды дальнее плавание, он великолепно умел подходить к матросам. Он превосходно знал быт и психологию матросской массы и умел говорить с ней её языком. В работе среди матросов Черноморской эскадры он использовал все это с большим успехом и сразу же приобрел здесь значительную популярность. Для матросов он был своим человеком, а это исключительно важно. В этом отношении конкурировать с ним никто из нас не мог».
Нет, – спустимся.
Картина гнусной свалки,
Вблизь наблюдённая, покажет вновь и вновь,
Что человечеству потребны палки,
А не любовь
Александр Степанович рассказывал позже, что Быховский как-то сказал ему: «Из тебя вышел бы писатель» За это Грин прозвал Наума Яковлевича своим «крестным отцом в литературе». «Уже испытанное море, – рассказывал Грин, – бродяжничество, странствия показали мне, что это все-таки не то, чего ждет моя душа. А что ей было нужно, я не знал. Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, что я жажду, душа моя нашла свой путь.
Гранитных бурь палящее волненье,
И страхом зыблемый порог.
И пуль прямолинейных пенье –
Перенесли мы, – кто как мог.
В стенных дырах прибавилось нам неба,
Расписанного тезисами дня.
Довольны мы, зубам не нужно хлеба,
Сердцам – огня!
Лет через триста будет жизнь прекрасной.
Небесный свод алмазами сверкнет
И обеспечен будет – безопасный
В парламент – вход.
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 1
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 2
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 3
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 4
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 5
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 6
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 7
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 8
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 9
ОТКРЫВАЕМ ГРИНА – 10
Николай Шкаредный, продолжение следует.
