Коллективизация: как это было

Вот что писал сорок лет назад в газете  «Опаринская искра» Н.А.Яхлаков:
«В нашем районе коллективизация началась в 1929 году. Но сначала в колхозы вошли только 13 процентов хозяйств из 114 населенных пунктов. Трудности усугублялись хуторской системой. Земля и жилье разбросаны на большой территории, а сселение в хозяйственные центры колхозов требовало больших средств. Это стало возможным лишь в 1939-40 годах.

Но в общем коллективизация прошла успешно, и к 1940 году колхозы объединили уже 97,4 процента хозяйств. Это значит, что район стал  районом сплошной коллективизации. Многие хуторяне, не пожелавшие войти в колхозы, влились в ряды тружеников лесной промышленности или выехали в города.

Колхозы были мелкими. Достаточно сказать, что в 1939 году в районе было 124 колхоза, а на территории нынешнего колхоза «Россия» находилось 13 колхозов.
Колхоз «Россия» (долгое время он именовался «Культура») возник на окраине поселка в 1930 году. В него вошли 29 хозяйств ближних хуторов. Примечательно, что во второй половине 30-х годов колхоз имел овощеводство, чего теперь, к сожалению, нет.

Своих машин колхозы тогда не имели. В целях механизации сельского хозяйства в 1937-38 годах в районе были созданы, как и повсюду, две МТС –  Красносельская и Моломская, которые в конце1940 года  имели 63 трактора разных марок, 14 комбайнов, 18 тракторных сеялок, 6 льнотеребилок и другую технику.

Работой колхозов сначала руководил райкомхозсоюз, председателем которого был тов. М Сорокин, а после ликвидации РКС –  райземотдел (райзо). В 1934 году состоялся первый районный съезд колхозников.

Главная трудность была  не в создании колхозов, а в организации работы,  в ведении хозяйства, что было следствием полного отсутствия опыта и недостатка образования  как у председателей колхозов, так и у бухгалтеров, учетчиков, бригадиров. В 1931 году на улице Культуры построили здание семилетней школы колхозной молодежи (ШКМ). Так как земельный участок  у школы был мал  для учебно-опытнической работы, школе был передан хутор, который находился за рекой Осиновкой влево от моста. В 1932 году построено здание райколхозсоюза, которое после его ликвидации использовано под Дом колхозника».

Из воспоминаний первого секретаря райкома партии (1938-1941 год)   М Дурапова:  «Коммунисты  работавшие в колхозах, состояли на учете в парторганизациях сельсоветов, так как их было мало, единицы. Колхозных партийных организаций не было. Даже в ряде сельсоветов не было ни одного коммуниста. С председателем райисполкома Г. Шубиным и зав. райзо И. Подволоцким путешествовали во время весеннего бездорожья, как кавалеристы, верхом на лошадях, в колхозы Лузянского и Лукинского сельсоветов (а это 100 -130 километров) для организации и руководства весенним севом.  Эти поездки отнимали много времени и физических сил, но другого транспорта тогда не было».

В нашем районе  в те годы, было до 950 хуторов в Опаринском, Лузском, Алексеевском, Моломском,  Альмежском, Переселенческом и Поникаровском сельсоветах. Все хуторяне состояли в колхозах, но жили и вели хозяйство на своих хуторах, в  удалении друг от друга. По существу, это были типичные единоличные хозяйства, в которых нельзя было использовать трактор и другую технику, передовую агротехнику. В результате  хуторские сельсоветы сельхозпродукции давали значительно меньше, и выполнение обязательств перед государством ложилось на плечи, главным образом, колхозов старожильческой части, зоны деятельности Красносельской  МТС.

Майский Пленум ЦК ВКП(б) 1939 года принял решение « О сселении хуторов». Были определены места, куда должны были переселяться хуторяне, началось и переселение, но много сделать не удалось».

Из воспоминаний А.Н. Дударева:  «Многие хуторяне на зиму старались устроиться на работу в поселке. Наиболее справным было хозяйство Галакова вероятно, Галанова или Агалакова – ред). Его дом стоял чуть выше теперешней плотины. Весь хутор был очищен от леса, сенокос по берегу реки и пашня. Он имел конную жатку, молотилку, держал скот, варил квас.  В Опарино у него был второй дом  –  двухэтажный по улице Карла Маркса, он очень долго простоял, около 100 лет.  Работали на него несколько наемных рабочих.                      Немалыми были в то время и налоги. Например: с коровы нужно было сдать 200 литров молока и 50 кг мяса по невысокой цене.

При проведении сплошной коллективизации у многих хуторян отняли ближайшие сенокосы у дома и дали другие, более отдаленные,  поэтому многие стали подыскивать работу в Опарино и постепенно перебираться туда на постоянное жительство».

А вот что писал про Владимирскую область В. Солоухин ( «Капля росы». 1964 год. Изд. «Художественная литература»).

«Колхоз это вот что, – объясняла мать, мне шестилетнему (это был 1930 год). Соберемся  все дружно, всем селом, и выкопаем картошку сначала у Ефимовых, потом все дружно перейдем и выкопаем картошку у Пеньковых, потом все придут и дружно выкопают картошку у нас. И так по всему селу. Это ничего,  – продолжала мать уже в некоторой задумчивости и, значит, более для себя, чем для меня, –  это ничего, так жить будет можно, плохого тут нету.

В селе постоянно жили уполномоченные, каждый день собирали они собрания, одно шумнее другого. Надо было, чтобы все вступили в колхоз  «в кратчайшие сроки».
После угроз, в один вечер, все мужики до единого были записаны в колхоз, назвали «Культурник». Но как только уехал довольный уполномоченный, половина тотчас выписалась из колхоза.

С тех пор  во всякое время в селе сидел какой – нибудь  уполномоченный. Надо послать людей на лесозаготовки –  уполномоченный, посевная –  уполномоченный, уборка – уполномоченный, картошка – уполномоченный, овес – уполномоченный, заем – уполномоченный, перевыборное собрание – уполномоченный.

Жесткое планирование сверху,  спускаемое колхозникам в порядке  непреложных директив, не посоветовавшись, не обсудив, не выявив самого выгодного варианта: картошки посеять столько-то гектаров, гречки – столько-то, пшеницы – столько-то, а льна не сеять совсем, а вики не сеять совсем, а ржи – столько-то (можно добавить и  про кукурузу, нам, опаринским  школьникам, однажды поручили садить кукурузу квадратно -гнездовым способом – авт.), подтачивало и убивало в колхознике интерес к своему кровному, к своему единственному в жизни делу.

Интерес к делу подтачивался и тем, что уродившееся на колхозной земле нужно было сдавать государству практически бесплатно. Впрочем, даже лучше, если бы совсем бесплатно, тогда было бы колхознику ясно, что это надо отдать государству,  и точка. Но когда за центнер (сто килограммов) ржи тебе дают девять рублей, то это уж как бы оценка самого труда колхозника, оценка несправедливая и обидная, тем более, что тот же колхозник покупает в лавке ту же самую муку по три рубля за килограмм, то есть уж не по девять, а по триста рублей за центнер соответственно, за тонну картошки колхоз от государства получал тридцать рублей (три копейки за килограмм), литр молока ценился в 15 копеек. .И в Опарино постоянно шла критика, что люди слишком много покупают  дешевого хлеба, а потом кормят им поросят.

К чему же пришло дело? К тому, что хлеб стал родиться плохой, картошка по осени наполовину оставалась в земле (подумаешь, добро – тридцать рублей за тонну!), захудалые коровенки давали по четыреста литров в год и были годы, когда в нашем колхозе на курицу – несушку (за целый год!) приходилось по три яйца.

Трудодень превращался в формальность».

Итак, колхозники обратились к своим личным приусадебным хозяйствам. Но и эти хозяйства все равно  не могли процветать, а постепенно приходили в упадок. Процветание сдерживалось и ограничивалось разнообразными налогами (с овцы – шерсть, мясо, полкожи и деньги; с коровы – молоко, мясо и деньги; с поросенка,  с кур,  гусей, уток, пчел…).  (Нужно было еще получить разрешение на убой скота. В противном случае давали срок до десяти лет тюрьмы. Такой случай был в Опарино. А вот еще один опаринский, дрвоенный случай: Лукерье Казакевич дали 10 лет за то, что зарезала теленка, не спросив на это разрешения у властей – авт).) Люди потекли из деревни в города и рабочие поселки.

Паспорта не выдавали колхозникам до 1966 года.

Подготовил Василий Дударев.