Эпидемия

Трое суток без еды и отдыха работал медперсонал на санпропускном пункте: пленных мыли, дезинфицировали, выдавали новую одежду. Хватало работы и у похоронной команды, которая собрала все трупы в один вагон. Затем его увели за полтора километра к Северному семафору, там была вырыта одна большая братская могила. Личные вещи завшивевших фрицев были выброшены на болото.

Однако, как ни старался медперсонал, смерть обманула выставленные на ее пути кордоны. В госпитале, переоборудованном в лагерь, начался сыпной тиф. Эпидемия началась и в поселке. Виной этому послужило любопытство пинюжан к тем вещам, что не были захоронены или сожжены, а в беспорядке валялись на болоте. Срочно был издан приказ о сдаче этих вещей специальным патрульным. Алексей Павлович Попов работал в то время комендантом госпиталя и, как вспоминает его дочь Милиция Алексеевна Контиева, он рассказывал, что другой причиной возникновения болезни стали консервы с того страшного поезда. Они были зарыты в землю, но голодных людей вразумить было непросто. Еще запомнился тяжелый смрад, что стоял над Пинюгом, когда сжигали одежду пленных. Зараженный медперсонал был вывезен на карантин в Пушму, вместо него в лагерь прие¬хали врачи из Лузы. В ту зиму в Пинюге была вырыта не одна сотня могил.

Смерть сдала свои позиции лишь весной сорок четвертого и, собрав свою скорбную жатву, наконец, отступила. Жизнь в лагере и поселке пошла своим чередом.

Суп для врага.

Наша страна, вступившая в смертельную схватку с Германией, все же не следовала человеконенавистнической идеологии фашизма и старалась придерживаться Женевской конвенции, предписывающей гуманное обращение с военнопленными. Но первое время лагерники сильно голодали. Несмотря на риск, они проникали в запретную зону, чтобы нарвать щавеля. «Витамин, нам надо витамин!», –  пытались они объяснить на ломанном русском, но случалось, по ним стреляли охранники с вышек. Вскоре по линии Красного креста в Пинюг были доставлены продукты, о которых в поселке можно было только мечтать.

Питание, которым власть обеспечивала военнопленных, было умопомрачительным: черный и белый хлеб, мясо, молоко, копченая и свежая рыба, сахар, масло, сухофрукты…

«В деревне ели хлеб с мякиной и лебедой. Павшую на ферме корову за ночь рас¬тащили на еду ребятишкам. Ржаная болтушка с головой от селедки — меню тех военных лет» — пишет в своей статье о пинюгском госпитале вятский журналист Борис Кирьяков.

По словам медсестры Елены Сергеевны Иньковой (Пановой), все, что могли они себе позволить — забравшись на чердак наскоро съесть остатки наваристого, приготовленного для врага супа.

Особенную зависть у жителей поселка вызывал белый пшеничный хлеб, которым питались военнопленные. Работавшая в терапевтическом отделении Клавдия Христофоровна Жолобова рассказывает, что когда в Троицу у нее заболела мать, она выпросила у начпрода одну буханку неразрезанного белого хлеба. «Не зря тебя доставали, хоть белого хлеба поели», — поблагодарила ее больная мама. Известны были случаи, когда медсестры возили белый хлеб в Киров на продажу.

Часть I

Продолжение следует…

Добавить комментарий

  1. golubev_sergej

    ВОТ ТАК ВСЕГДА.САМИ ЛАПУ СОСЕМ,А ДРУГИМ ОТДАЙ.В ЛЮБОЙ ВОЙНЕ ВСЕГДА КТО ТО МОГ ИМЕТЬ БОЛЬШЕ,ЧЕМ ОСТАЛЬНЫЕ.