В эту ночь я спал в санроте в одной комнате с командиром 2-го стрелкового батальона майором Тихоном Шалупиным, лечившимся по ранению.
Было еще темно, когда нас разбудила изрядная стрельба. Мы с Тихоном оторвали головы от подушек, послушали, но так как очень хотелось спать, снова улеглись. Я на всякий случай взял из-под кровати крупнокалиберный трофейный автомат, с которым последнее время не расставался, и положил его рядом с собой под одеяло.
Стрельба не только не прекращалась, но с каждой минутой усиливалась. Затрещали пулеметы. Слышались отдельные орудийные выстрелы. Стреляли в городе, стреляли по окраинам, стреляли яростно, но как-то непонятно. Пришлось спешно одеться. Какой уж тут сон! Пришел начальник санслужбы полка майор Горфрид. Мы не могли взять в толк, что происходит, и пришли к одному выводу: пленные немецкие части вырвались из лагерей, завладели оружием и вступили в бой с нашими частями, чтобы вновь войти в город.
С немцами, конечно, справятся, но мы решили, от греха подальше, организовать оборону. В двух домах, занятых санротой и объединенных общим двором, поставили у окон всех, кто в состоянии владеть оружием: ездовых, санитаров, врачей, фельдшеров, легкораненых, находившихся в санроте. Распоряжался созданием обороны старший строевой офицер Шалупин.
Время шло. Мы не выпускали из рук карабины и автоматы. Наконец вроде бы стрельба почти стихла. Значит, наши одолели фрицев? Но рядом не было ни одной души, чтобы спросить о реальной обстановке.
Приняли мудрое решение: мне садиться на велосипед и тихонько двигаться в Гросс-Шотгау, узнать, в чем дело и что делать санроте. Оборону договорились не снимать до моего возвращения.
Я двигался по улицам Бреслау и не замечал ничего подозрительного. На окраине города стояла регулировщица. Она подмигнула и весело крикнула: «С победой!» Все правильно: мы овладели Бреслау и вот уже два дня поздравляем себя с победой.
В Гросс-Шотгау происходило что-то непонятное. По улицам с улыбками до ушей шлялись возбужденные солдаты и офицеры.
«Доктор, дорогой, с победой!» – капитан Воля сдернул меня с велосипеда.
Я пошел дальше, держа велосипед в руках. Добраться до штаба оказалось непростым делом. Я еле отбивался от обнимающихся, целующихся и поздравляющих знакомых и незнакомых. «Свихнулись от радости!»
Навстречу комсорг пока.
«Юра, с победой!»
«С победой!» – спокойно ответил я.
«Ты что, трезвый? Да знаешь ли, о какой победе идет речь? Война кончилась!»
Комсорг растолковал, что Германия капитулировала, и полк празднует большую Победу. Стала понятна безумная стрельба. Вот тут уж уговаривать меня выпить не пришлось. Выпил с комсоргом, потом еще с кем-то, потом в штабе, куда все-таки дотащился.
Про санроту на радостях вспомнил далеко не сразу.
Ну и досталось же мне от Шалупина, от Готфрида и других коллег!
«Негодяй! Преступник! Мы сидим, не шевелимся, а он спирт глушит, Победу празднует!»
Победа! Конец страшной войне!
Сколько же верст проделано к ней? Сколько же дней и ночей я шел к ней? Сколько же полей, лесов, высоток, дорог, речушек и рек пересек?
Сколько же хуторов, деревень, сел, поселков, станиц, местечек, городов лежало на пути? Сколько раз я мог умереть на этой проклятой войне?
А сколько удивительных друзей: отважных, мужественных, добрых, скромных, благородных, простых, умных, красивых, молодых и пожилых, способных на подвиги, на свершения, на большую мирную работу во имя большого счастья, на великие открытия – потеряно на полях ужасной войны?
Победа! Победа! Победа!
Из дневников Юрия Михайловича Головина
