Вскоре окрепшие пленные стали походить на людей и охотно выходили на работу на местные колхозные поля, их так же задействовали на хозяйственных нуждах поселка, на ремонте квартир лагерной обслуги, колке дров, вскапывании огородов. Наиболее благонадежные из них (например, чех, лечивший всем зубы), имели бесконвойный режим содержания. Очевидцу тех лет, Нине Михайловне Зубовой, особенно запомнился хирург, моложавый итальянец, который, проходя по пинюгским улицам, частенько любовался голубым небом. Как ей тогда казалось, оно было единственным, что связывало горемыку с солнечной Италией. Холод был особенно мучителен для «макаронников», он же стал основной причиной смерти в их лагерной «диаспоре».
«Особенно пленным нравились сенокосные работы. Когда они выходили на поле с литовками, было любо-дорого посмотреть, так красиво они вели жатву. Тут они были специалисты. Но позже случился побег, и режим пришлось ужесточить», — рассказывает фронтовик Владимир Павлович Кутергин, служивший вахтером в лагере после перенесенного ранения.
Трое военнопленных, прихватив с собой самодельные ножи, сбежали с сенокоса. С их стороны это был жест отчаяния, так как бежать им все равно было некуда. Отряд, выделенный для поимки беглецов, преследовал их девять суток, а потом, улучив момент, разоружил и предложил сдаться. С поднятыми руками решились выйти лишь двое, а третий отказался выполнить приказ и был застрелен. Жизнь военнопленного недорого ценилась в военное время.
Меж тем, по неизвестным причинам «европейский паек» закончился и в лагере вновь наступил голод. Рытье могил стало едва ли не основным занятием для пинюжан и воен¬нопленных. Братских могил уже, правда, не рыли, некоторых хоронили даже в наспех ско¬лоченных гробах. Нередко ямы рыли впрок, и после дождя на дне их скапливалась вода, которую уже не отчерпывали. Своих врагов мирные жители не переставали ненавидеть и после смерти, сочувствовавшие же старались скрывать милосердие. К высокому забору взрослые не подходили, но иногда дети, посланные родителями, кидали через него бутыл¬ки с молоком и узелки со съестными припасами.
Всяческие контакты неслужебного характера с военнопленными были запрещены, за это запросто можно было угодить за колючую проволоку. Лишь врачи имели право на общение во время лечения. Но темы для разговора были строго регламентированы. К пленным эсэсовцам нельзя было подходить ближе, чем на пять метров. Нарушали эти правила лишь те, кто следил за их исполнением, благодаря чему у лагерников была воз¬можность поесть той же картошки с только что вскопанного ими огорода. Или, к примеру, они могли обменять на еду обувь, что изготавливалась на небольшой швейной фабрике. По свидетельству Елены Сергеевны, весь женский персонал госпиталя ходил в туфлях, сшитых его узниками.
Продолжение следует…
